директор (1989-1998 гг.) музея «Дом на набережной».
Михаил Андреевич к этому времени получает квартиру в Доме Правительства, где и поселяются вместе с ним и его женой сестра Тамара и ее маленький сын. После смерти Михаила Андреевича в начале 1934 г. (он в последнее время занимал пост председателя Мособлисполкома) Тамара Андреевна остается жить в доме. По специальности инженер-электрик, Тамара Андреевна работает в Мосэнерго, на авиационном заводе; в Министерстве авиационной промышленности руководила главком, отвечающим за энергетику авиационных заводов. В годы войны выходит замуж за Александра Григорьевича Сидорова (1906-1983), с которым прожила около сорока лет. После войны вдова Максима Пешкова, сына А.М. Горького, Надежда Алексеевна Пешкова привлекает Тамару Андреевну к работе над созданием музея А.М. Горького. В 50-х годах Тамара Андреевна несколько лет прожила в Китае, куда был послан на работу ее муж.
С 1963 года – года выхода на пенсию – ведет большую общественную работу в доме. Была членом домкома, участвовала в подготовке капитального ремонта дома и расселении жителей. Тамара Андреевна перенесла тяжелую онкологическую операцию. Падало и зрение, работать приходилось с лупой. И, тем не менее, в 1989 г. с группой энтузиастов она создала музей дома и руководила им до середины 1998 г. С соавторами опубликовала несколько книг о жителях дома. Создала «Гостиную литературного наследия дома» и проводила встречи. В 80-х годах и первой половине 90-х ее можно было встретить с теннисной ракеткой. Теннис оставила после того, как сломала руку, а когда рука поправилась, готова была возобновить спортивные занятия, но исчезла возможность посещать теннисный корт в доме.
В 1998 г. в связи с 90-летием получила благодарность за общественную деятельность от мэра города. А в 2004 г. Тамаре Андреевне была вручена почетная грамота Московской городской Думы, чем были отмечены ее «заслуги перед Городским сообществом».
В изданной в 2004 г. книге «Окнами на Кремль» Тамара Андреевна пишет о себе:
Я простая жительница непростого дома. Постов не занимаю, титулами не козыряю. Горжусь разве, что была одним из создателей и первым директором музея «Дом на набережной». Я приехала сюда еще в 1931 году, несколько поколений жителей прошло перед моими глазами. Дом я воспринимаю не как «мрачный призрак тоталитаризма», в его стенах происходили не только трагедии, было много светлого, дорогого для меня. Те же чувства испытывает большинство наших старожилов, хотя судьба и не баловала их. Много лет назад после ухода на пенсию я занялась общественной работой. Была членом домкома, участвовала в расселении коммуналок. В конце 80-х начался период моей жизни, который я в шутку называю «музейным». Не останавливаясь подробно на истории создания музея, скажу лишь, что музей с начала до конца создавался именно общественностью, бескорыстными и неравнодушными людьми, которых поддерживали городские и районные власти.
Еще более интересным и важным для меня стало создание мемориальной общедоступной библиотеки литературного наследия жителей нашего дома и книг, посвященных им. Это история нашей страны советского периода, да и не только. Библиотека-гостиная дает возможность продолжить встречи, на которых историки, журналисты, писатели, а главное, очевидцы и участники событий собираются, чтобы отделить правду от домыслов…
23 февраля 1998 г. Тамаре Андреевне Тер-Егиазарян исполнилось 90 лет. Летом того же года созданный ею музей «Дом на набережной» получил статус муниципального музея Москвы. 6 июня 1998 г. в газете «Вечерняя Москва» была опубликована статья Эллы Щербаненко, которую мы приводим ниже с небольшими сокращениями:
Тамара Тер-Егиазарян: «У меня свои отношения с историей»
Девять лет из своих девяноста она жила в Азербайджане, еще в том, до Карабаха и революций, который был добрым домом и ее армянской семье. Резня восьмидесятилетней давности оставила девочку без отца, и, спасаясь, семья бежала в Россию. Мать – дворянка, ставшая прачкой, это тоже тогда «проходили». Драматургия сюжета, пожалуй, лишь в том, что она стирала то белым, то красным, и так и неизвестно, от кого из них заразилась тифом и умерла.
Когда тебе много лет, пленка жизни откручивается так быстро, что остаются один-два кадра из целых десятилетий. Вот Тамарин брат, губернатор Орла, по редкой фамилии нашедший в приюте своих сестричек, везет их, грязных и голых, в мягком вагоне. Вот они все вместе, большая семья из братьев и сестер, живут в Кремле в Нижнем Новгороде, а потом в Ипатьевском доме в Екатеринбурге (только много позже эта женщина узнает, что происходило прежде в этих стенах…). В памяти кочующей девочки Екатеринбург сохранился другим: приехавшие сюда артисты МХАТа, красавцы и красавицы, по утрам играющие в теннис. Этого впечатления хватило на всю жизнь, Тамара Андреевна отложила ракетку лишь в свои 88.
1926-й год, когда они жили уже в Москве, застыл в памяти еще одной не адекватной времени картиной. Пол-лета она видит Москву с высокой крыши дома в Комсомольском переулке. Тамара готовится в вуз, и чтобы время не пропадало, еще и загорает – хотелось быть красивой и успешной. Она поступила сразу в два вуза – медицинский и инженерный. В медицинском оказались только девочки, а будущие инженеры были в основном парни. Она вышла замуж за однокурсника, и он, армянин, вновь увез ее на Кавказ. Но она уже чувствовала себя гражданином мира и женщиной времени, спрашивать у свекрови разрешения даже открыть рот она не хотела. Она сама желала дать имя своему ребенку и порешила все споры родни не самым принятым тут способом: «Я открываю энциклопедию, и имя со страницы, которую нахожу с закрытыми глазами, и будет имя нашего мальчика». Попался Анри Барбюс, и в роду Вартановых появился первый Анри, ныне телекритик Анри Вартанов.
Ей, освобожденной женщине Востока, было там уже тесно. Помог Микоян, друг брата. Телеграмма за его подписью из Москвы: «Выезжай с ребенком!» решила неразрешимое. Сын был с ней, и с ней же была опять ее громадная страна.
Хотелось работать, жить, быть. Она одержимо взялась за работу. Не оценить деловитость молодого энергетика в наркомате не могли, и довольно скоро Тамара Андреевна Тер-Егиазарян стала руководителем огромного главка, отвечающего за энергетику всех авиационных заводов страны…
Тер-Егиазарян была одной из первых жителей Дома на набережной, который тогда назывался Дом правительства. Единственное, чего не хотела она в то свое послезамужнее десятилетие, – это снова замуж, искренне полагая семью порабощением женщины. Принципами поступилась только в войну. Будущий муж занимался эвакуацией своей отрасли, она – своей. Так и познакомились. В брак пошла, как в омут, все равно война! Но полвека вместе прожили. И прожили хорошо: русский муж «независимой женщины Востока» дал ей желанную свободу, столь необходимое право быть собой.
Служебная карьера Тамары Андреевны была в зените, когда судьба сделала еще один неожиданный зигзаг. Все переписало одно лето, когда она познакомилась с легендарной Тимошей – женой, а к тому времени вдовой сына Максима Горького. И сегодня в квартире Тамары Андреевны висит ее портрет, написанный Тимошей. С него все и началось. Светская львица Тимоша стала зазывать энергичного начальника главка в союзницы. Тамара Андреевна сопротивлялась до последнего… Тимоша победила, увлекла проектом – музеем Горького, не столько писателя, сколько человека.
Совсем незнакомая работа, другой мир, иные люди. Несколько лет жизни она потратила на это. Она перечитала всего Горького, перелистала буквально по страницам всю его библиотеку и рукописи, пытаясь расшифровать каждую пометку. Всего больше ее волновал в этом доме комод с глубокими ящиками, полными фотографий. Она раскладывала их веером на ковре: Горький с писателями, Горький с родными, Горький один. Потом все их построения одной фразой порушит Сталин: «Частная жизнь Горького не должна быть достоянием народа!». Это резюме закрыло их проект, завершило ничем труд нескольких лет ее жизни. Но потерянными их Тамара Андреевна не считает.
То была особая глава в ее жизни – светская. Со сколькими известными людьми свела ее судьба! Козловский пел в благотворительных концертах, которые организовывала Тамара Андреевна…
Мелькают кадры многосерийного фильма ее жизни. С ней ли все было? С ней! Да и что такое полвека? Так, несколько картинок в памяти: с историей у старого человека свои отношения. В пятидесятых, когда Советский Союз истово дружил с Китаем, наша героиня оказалась там. Она поехала туда простой женой, но вышло так, что эти годы оказались одними из самых замечательных в ее жизни. Ей казалось, что счастье выглядит именно так: идти ночью одной по чужой стране и думать о несуетном и вечном, о чем никогда прежде размышлять не доводилось…
Так же плавно она и сама перетекала из жизни в жизнь. Когда пришел пенсионный год, ни одного дня лишнего на работе не задержалась: надо освобождать дорогу молодым! Пенсию, как положено, считают третьим и самым грустным периодом жизни. Тамара Андреевна хотела не доживать, а жить – потому, что иначе не умела. Забегая вперед, скажем, что, может, эти последние десятилетия и стали главными годами ее жизни. Музей Дома на набережной, которому суждена долгая история, – плод тридцати пяти лет жизни Тамары Андреевны Тер-Егиазарян.
Впрочем, в шестьдесят четвертом, когда она начала работать в домкоме, никакой речи о музее еще не было. Бывший Дом правительства стал к данному времени громадной коммуналкой, где в каждой шикарной прежде квартире жили три, пять, а то и более семей. Тамара Андреевна отправилась к архитектору дома Иофану и убедила его перепроектировать громадные квартиры на маленькие блоки для отдельных семей, а также занялась расселением квартир: из четырех тысяч жителей дома здесь осталось полторы тысячи.
Чем больше она общалась с последними могиканами той эпохи, чем глубже погружалась в их жизнь, тем явственней понимала: она и они живут не просто в доме, не просто в памятнике архитектуры, а в памятнике времени, истории, которая связала тут в один тугой узел столько судеб. Она сама – строчка истории, и если из всех этих строчек сложить особую книгу, ей не будет цены. Возможен даже уникальный музей, которого нет больше нигде – не одного человека, а всех жителей дома, не одного события, а целой эпохи! Этот музей может стать источником изучения того государства, которое родилось и перестало существовать на наших глазах.
Заканчивались восьмидесятые, и Тер-Егиазарян стала стучаться во все двери, убеждая инстанции в необходимости создания такого музея. Инстанции по инерции сопротивлялись, была противником и партячейка самого дома: частная жизнь граждан, как мы помним, общественным достоянием не является! Но и это Тамара Андреевна «проходила» и согласиться с этим уже не могла: она всегда хорошо чувствовала время. «Быть или не быть музею?» – под таким названием она написала статью в одну из центральных газет. Взяла в союзники всех авторитетных жителей дома – артистов, писателей, политиков. Подобная сила желания не могла не дать результата, статья была напечатана в апреле, а уже в ноябре открывали музей. Сначала в красном уголке, потом в одной из квартир. Громадный труд упал на плечи нескольких человек, ее единомышленников.
Но тяжелее физических нагрузок сопротивление психологическое. «Зачем экспонировать все это барахло? – спрашивали их. – Место всей этой мебели с инвентарными номерками, неработающих телефонов и приемников на мусорной свалке!». Нет, доказывает она, в этом доме каждая досточка паркета имеет цену, потому что по этому паркету ступала история. А историю делают мусором только очень недалекие люди. Каждая из пятисот пяти квартир Дома на набережной помнит о своих обитателях. Плюс документы, архивные материалы, письма, книги известных людей: от А – Аллилуевых, до Щ – Щорса.
Чем больше, уже с новым знанием истории, погружалась Тамара Андреевна в прошлое, тем оно оказывалось многомернее. Ей жалко людей, которые рисуют происходящее здесь одной краской – черной. Это музей государства и времени, и, как в каждом времени, здесь было хорошее и плохое. Здесь жили палачи, они же жертвы, здесь была не только кровь, но и жизнь во всех ее шекспировских противоречиях.
Музей растет на глазах. В 89-м он стал общественным, в 92-м – народным, а сегодня уже на последней подписи – документ по приданию ему государственного статуса. Пополняются архивы, работают выставки, устраиваются встречи. В музее и возле кипит жизнь. И «мотор» ее – директор Тер-Егиазарян. Это, между прочим, не образ, а истинная правда, каким бы преувеличением ни звучало оно применительно к человеку, которому девяносто. Пусть любой сомневающийся попробует ей дозвониться, количество рабочих контактов этого человека поразительно. Телефон – ее главный рабочий инструмент. И еще – лупа. Со зрением плохо, но на столе всегда документы, с которыми она работает с кропотливостью, заслуживающей удивления.
Она любит Дом на набережной, как можно любить своих детей. Сын, хотя ему самому 67, ревнует ее к музею. Даже в больнице, когда лежала с инфарктом, она писала записочки-задания сотрудникам музея, таким же энтузиастам, как она сама.