Мария Николаевна Кульман-Михайлова прожила в «1-м Доме Советов» с ранней весны 1931 года и до начала 1937 года в квартире № 52 3-го подъезда.
Всего-то! Но «тень» этого дома падала на нее всю жизнь. Однако годы, проведенные в нем, были яркими и незабываемыми, «исчезнувшие» из него люди – хорошо знакомыми, а многие – и близкими. И Мария Николаевна, как могла, помогала активно своими воспоминаниями сотрудникам музея «населять дом», переписываясь с первым директором и создателем музея Тамарой Андреевной Тер-Егиазарян; приезжать ей уже было трудно. А мы, ее сестры, даже слышать о «Доме-на-набережной» не могли. В свою любимую Третьяковскую галерею я, работая на Моховой, ездила, делая огромный крюк, чтобы не мимо него…
«Потерянные якоря детства, с которых сорвало нас время, лежат в глубине прошлого и никого не ждут. Вернуться бы, стать на якоря детства на минуту-другую, и пусть судьба снова обманет», – написали Михаил Коршунов и Виктория Терехова в «Тайне тайн московских».
Что ж, меня и моих сестер Юлю и Надю, и Зою и Асю Копп, и, думаю, еще многих других, – вернули…
Одну из встреч устроили в начале 90-х годов в день моего рождения 13 сентября. Подозреваю, что Тамара Андреевна и Муся даже сговорились и подвинули день… Отказаться я не смогла и поехала…
Благодарна, бесконечно благодарна основательнице музея Тамаре Андреевне Тер-Егиазарян, всем сотрудникам и продолжателям ее важного человечного подвига, снявших с меня оковы молчания, разбивших их. Было не только моральное, а и чисто физическое ощущение освобождения: упал груз, камень с сердца. Смогла говорить и вспоминать…
Моей старшей сестре Марии Кульман, Мусе, как все от мала до велика ее звали, конечно, мой низкий поклон, любовь, уважение и восхищение. Прожила она очень трудную, суровую жизнь, оставаясь просто невероятным оптимистом, абсолютно бескорыстно помогавшим людям вокруг себя. Больше всего она, конечно, любила детей и была «медсестрой от Бога», как говорили в детской больнице. Многих она выходила и спасла от смерти. Ее талант раскрылся особенно в Отечественную войну. Она выхаживала гипотрофиков и туберкулезных больных малышей, годовалых, 2-х – 3-х-летних. После нее остался целый чемодан благодарных писем и детских фотографий от родителей спасенных ею детей из разных уголков страны.
Помогала Муся очень многим. Меня ей не разрешили оставить, хотя она и официально была назначена опекуном моей сестры Надежды и меня. Отправили в детдом в Малаховку. Но весной 1941 года я сильно заболела (крупозное воспаление легких) и меня с еще одной тяжело болевшей девочкой, Верой Мурашевой, отдли из детдома «для консультаций со специалистами» сестре. Нас она лечила, водила по врачам, в общем, выходила. Но началась война, и Муся вынуждена была нас вернуть в детдом. Осенью, при эвакуации детдома в Казахстан, я убежала к ней.Позже удалось оформить документ о «выводе Михайловой Р. к сестре-опекуну» и даже получить мне и Наде персональную пенсию Союзного значения до конца обучения. Это за маму.
Детдом был эвакуирован в Казахстан. Зоя и Ася Копп, тоже раньше жившие в доме, после ареста мамы и потом смерти бабушки попавшие в Малаховский детдом, в Казахстане окончили школу и в 1946 году приехали в Москву к Мусе. Она их, конечно, приняла и начала активно хлопотать о разрешении им учиться дальше в Москве. Жили мы все в Мусиной 14-метровой комнате на улице «-я Извозная (теперь Студенческая). РАзрешения Муся в конце концов добилась, но… в Подмосковье в учительский институтЧерез год Ася Копп все же сумела сдать экзамены и поступить в Институт тонкой химической технологии, но без общежития. И год мы втроем жили у Муси. Потом Ася получила место в общежитии, как отличница, и перешла туда.
А вскоре Зоя Копп вышла замуж, и в 1954 году у нее родился сын. Ему было 2 года, когда Зоиного мужа послали в Германию (он был офицер). Сынишка был нездоров, и его оставили у Муси и меня. Не помню уже, сколько, но более полугода он жил с нами. Конечно, основной груззабот и тревог был на Мусе. Муся относилась и к Зое и к Асе всегда как к близким и родным и много им помогала.
Я уж не говорю о себе, своих сестрах, – сколько тепла, заботы и труда она в нас вложила, а еще в моего сына Володю, которого фактически подолгу растила, т.к. и отец и мать его были геологи.
Ну вот, это, конечно, не биография, а все же портрет удивительно чуткого человека – моей сестры Муси.
Мария Николаевна Кульман родилась в г. Москве 14 апреля (ст.ст.) 1910 г. в Центральной пересыльной тюрьме, где ее мать Надежда Ивановна Кульман-Тимофеева отбывала полуторагодичный срок наказания. Срок присудили годичный, но в связи со смертью годовалого сына ее отпускали на похороны, и срок продлили. В церкви Покрова Пресвятой Богородицы при Бутырской тюрьме новорожденного ребенка крестил известный священник о. отец Иосиф Фудель (1864-1918) и дал имя Мария – по политкличке матери «Маруся маленькая».
Через 10 месяцев при выходе Н.И. Кульман-Тимофеевой на свободу ребенка задержали, т.к. он не был указан в пропуске. Назирательница пошла обходить кабинеты, подписывая пропуск. Все переволновались: одеяльце ребенка было «нашпиговано» записками заключенных на волю. Написанные на тряпках, они были встеганы в одеяльце. Обошлось…
Родители Марии Николаевны – профессиональные революционеры, члены партии: мать с 1904 года, отец – с 1903.
Мать – Надежда Ивановна Ушакова (Тимофеева – ее партийный псевдоним), русская, из дворян, окончила в Минске гимназию, затем двухгодичные Высшие педагогические курсы при СанктПетербургском университете, позже в Москве – Бестужевские женские курсы. Свободно говорила и читала по-французски и по-немецки. Была педагогом, работала в МОНО. В 1930 году по состоянию здоровья вышла на персональную пенсию Союзного значения. Трагически погибла после покушения на нее в 1938 году (до этого голосовали на партсобрании МОНО, хотели исключить ее из партии, но перевесом в 2 голоса осталась).
Отец – Иоганн Николас Фридрих Густавов Кульман, немец, лютеранин, из Курляндии, мыза Усмайтен, из крестьян, скорее, из фермеров – его отец имел поместье Усмайтен, в семье было 5 сыновей и дочь. Окончил гимназию и Коммерческий инженерный институт. Владел несколькими языками, был активным подпольщиком в Москве и Минске, возил «Искру» из-за границы, был членом Московского ревкома, участвовал в подписании Брестского мира. После пропал. Развели родителей Марии Николаевны в 1918 году заочно.
В 1943 году его обнаружил родной брат в Столбовой в Психоневрологической больнице, куда он попал в1928 году. Ничего не известно о 10 годах его жизни до больницы, в которой он пробыл более 20 лет. В войну в больнице заведовал карточками, вел бухгалтерию, но был ее пациентом, имел маленькую комнату-палату на одного. До реабилитации не дожил, умер от сердечной недостаточности в 1950 г. На все запросы – никакого ответа. Сам он тоже избегал эти темы. Просил книги, и лучше на иностранных языках. Раз я принесла ему старинные латинские – так был рад. О моем отце – втором муже мамы – мы не говорили, о разводе он не знал, меня воспринимал как внучку от Муси.
В 1916-1919 гг. Мария и Игорь (1914 года рождения) жили в детдоме. Отец их исчез, а мать активно работала в подполье. В октябре 1918 г. родители были разведены заочно в связи с исчезновением И.Г. Кульмана. Через год Н.И. Тимофеева вышла замуж за Василия Михайловича Михайлова. Ее дети получили двойную фамилию, хотя Василию Михайловичу не разрешили официально их усыновить, поскольку он был на 6 лет моложе жены: в год рождения Муси ему было всего 16 лет. Однако в медкарточку Санупра Кремля детей вписали как Кульман-Михайловых.
В конце 6-го класса Мария Николаевна стала много болеть. Подолгу лежала в туберкулезных больницах и санаториях. Перенесла тяжелейшую операцию трепанации черепа (1924 г.) На всю жизнь у нее осталась открытая рана за ухом. Ей запретили ходить в школу. После 6-го класса она училась дома и в санаториях в Алупке (1,5 года). Сдавала экзамены экстерном. Собиралась в медвуз, но вышел закон, что для поступления детям интеллигенции, даже и революционеров, нужен рабочий стаж в 2-3 года.
Мария Николаевна поступила на работу в библиотеку МГСПС (1929 г.), потом в издательство «Труд и книга» браковщицей (1930 г.), на завод АМО им. Сталина (1931-1933 гг.), учась параллельно на курсах медсестер «Охраны материнства и младенчества». Кончив курсы, перешла в Образцовую детскую больницу (Морозовскую) медсестрой (1933-1936 гг.). Экстерном сдала экзамены в школе медсестер при больнице и получила диплом «старшей медсестры».
С 3.3.1936 г. по июль 1937 г. работала старшей медсестрой при поликлинике 1-го Дома Советов. В апреле 1937 г. болела и была на бюллетене. 17 апреля был арестован ее отчим и мой отец Василий Михайлович Михайлов. Сохранился совершенно потрясающий документ – свидетель гражданского мужества и порядочности работников поликлиники – Марии Николаевне продлевают бюллетень с правом отъезда из Москвы. Она вместе со мной уехала на юг (в Майкоп к родственникам), а по возвращении уволена «по собственному желанию».
Устроилась в поликлинику при заводе № 213 (1937-1940 гг.), откуда перешла в детскую больницу № 6 Киевского района, где и работала до эвакуации больницы в войну.
Была на трудфронте медсестрой (июль-сентябрь 1941 г.), потом старшей медсестрой в эвакогоспитале (до 28.4.1942), откуда приказом Минздрава переведена в детскую консультацию № 45, где проработала до апреля 1953 года. Освобождена от работы по состоянию здоровья решением ВТЭК. Дали 2-ю группу инвалидности. В марте 1960 года М.Н. Кульман установлена персональная пенсия Союзного значения.
Как дочь репрессированного и немка по отцу вычеркивалась из всех наградных документов, хотя ее постоянно представляли к наградам, и хотя она работала всю войну – не получила медали за доблестный труд.
Мария Николаевна была опекуном своих сестер Надежды (1924 г.р.) и Маргариты (1929 г.р.), тоже получивших персональные пенсии Союзного значения до окончания обучения.
В.М. Михайлов был реабилитирован в 1954 г. О нем появилось несколько статей в разных изданиях. О И.Г. Кульмане много воспоминаний в период его жизни до 1918 г. Его партклички того времени: Слесарев, Старик, Иван Московский. Его вещи переданы в Музей революции. При вызове меня на Лубянку имела интересную беседу о своем отце. Позже мне вернули Орден Ленина (увы, новодел!). По поводу же И.Г. Кульмана мне проникновенно посоветовали прекратить расспросы, так как «это с точки зрения госбезопасности не целесообразно», тем более, что я не его дочь или внучка.
Будучи на пенсии, Мария Николаевна активно помогала, когда могла, с малышами родным и знакомым. Фактически принимала на себя все заботы или часть их о наших детях Зои и Аси Копп, Риты Михайловой, Розовых и др.).
Так она и жила в 14-и квадратных метрах на Студенческой с соседями, которым тоже помогала с детьми. Только в 1991 году мой сын Володя добился ей отдельной квартиры, где она пожила немного, радуясь свободе.
Маргарита Васильевна Михайлова