Гертруда Рудольфовна – чешка по национальности. Родилась она в Праге, там окончила школу, работала.
В начале 30-х годов вышла замуж за Александра Яковлевича Аросева (1890-1938), полпреда СССР в Чехословакии. У него от первого брака было три дочери (в их числе – будущая актриса Ольга Аросева). В 1934 году Гертруда родила сына Дмитрия.
В 1933 году Аросевы уезжают из Чехословакии. После недолгого пребывания во Франции на дипломатической работе А.Я. Аросев с семьей возвращается в Москву. С 1934 года до ареста в 1937-м Александр Яковлевич был председателем ВОКС (Всесоюзного общества культурной связи с заграницей). Гертруда Рудольфовна в это время не работала, растила маленького сына. Жила семья в 5-м подъезде Дома Правительства, в квартире № 104.
Гертруда Рудольфовна была арестована 26 июня 1937 года. 2 декабря 1937 года по обвинению в шпионаже и участии в контрреволюционной террористической организации Военной коллегией Верховного суда СССР была приговорена к расстрелу. Реабилитирована 9 августа 1957 года.
Александр Яковлевич Аросев был арестован 3 июля 1937 года и расстрелян 10 февраля 1938 года. Реабилитирован 6 октября 1956 года.
Прах обоих – во рвах «Коммунарки».

Родился в 1908 году. По окончанию школы работал служащим. С 1926 г. – в Красной Армии. В 1928 г. окончил артиллерийское училище. Служил на пиротехническом полигоне. С 1932 г. – начальник лаборатории пиротехнического полигона. В 1939 г. окончил инженерный факультет Военной академии химической защиты, получив специальность военного инженера.
Участник военных операций 1941-45 гг. Указом ПВС СССР от 8 марта 1943 года в числе работников азотной промышленности Наркомхимпрома был награжден орденом Трудового Красного Знамени за образцовое выполнение заданий Правительства по увеличению мощностей азотных заводов и производству оборонной промышленности. Военное звание генерал-майор.
До 1949 г. – начальник отдела УД при Совнаркоме. С 1950 по 1955 гг. – начальник отдела Управления химических войск Советской Армии. С 1956 . – начальник военной кафедры Московского института тонкой химической технологии. В ноябре 1966 г. уволен в отставку. В последние годы жизни работал в Бауманском райвоенкомате.
В дом вселился вместе с женой Зоей Григорьевной и дочерью Адой в феврале 1941 г. в квартиру № 159. С 1944 г. проживал с семьей в квартире № 441.

Уроженец Калининской области, русский, член ВКП(б) с 1923 г., инженер, член Хозяйственного совета по оборонной промышленности при СНК СССР. Жил в Москве: ул. Серафимовича, квартира 183.
Арестован 30.05.1941 г. 13.02.1942 г. Особым совещанем при НКВД СССР приговорен к высшей мере и в тот же день расстрелян.
Реабилитирован 19 ноября 1955 года.

(Из письма ЦА ФСБ РФ № 10/А-1984 от 24.04.1997)

         Зам. наркома боеприпасов СССР. Вселился в кв. 183 дома 15.02.1939 г. Жена Домна Ивановна с пятью детьми – Владимиром, Евгением, Александром, Галиной и Юрием 1928, 1932, 1935, 1938 и 1940 годов рождения соответственно – 11.07.1941 г. выехала из дома на Б. Почтовую ул.

(Из домовой книги 1939-41 гг.)

Тамара Андреевна Тер-Егиазарян – основатель и первый
директор (1989-1998 гг.) музея «Дом на набережной».         Тамара Андреевна родилась 23 февраля (по новому стилю) 1908 г. в Баку. В семье было пятеро детей. Когда младшие дети были еще маленькими, во время кровавых событий в Армении погиб отец, а вскоре мать умерла от тифа. В дальнейшем детей разыскал в приюте и взял на воспитание старший брат Михаил Андреевич Тер (1893-1934), в то время председатель Нижегородского Исполкома. М.А. Тер работал на разных ответственных постах и в разных местах страны: в Орле, Нижнем Новгороде, Екатеринбурге, Средней Азии, Москве. А Тамара Андреевна в 1926 г. поступает в Москве в инженерный ВУЗ (на энергетический факультет Плехановского института), выходит затем замуж за однокурсника Сурена Вартанова и уезжает с ним на Кавказ. В 1931 г. у них родился сын Анри. Но семейная жизнь не сложилась, и она с трехмесячным ребенком приезжает в Москву, к старшему брату.
Михаил Андреевич к этому времени получает квартиру в Доме Правительства, где и поселяются вместе с ним и его женой сестра Тамара и ее маленький сын. После смерти Михаила Андреевича в начале 1934 г. (он в последнее время занимал пост председателя Мособлисполкома) Тамара Андреевна остается жить в доме. По специальности инженер-электрик, Тамара Андреевна работает в Мосэнерго, на авиационном заводе; в Министерстве авиационной промышленности руководила главком, отвечающим за энергетику авиационных заводов. В годы войны выходит замуж за Александра Григорьевича Сидорова (1906-1983), с которым прожила около сорока лет. После войны вдова Максима Пешкова, сына А.М. Горького, Надежда Алексеевна Пешкова привлекает Тамару Андреевну к работе над созданием музея А.М. Горького. В 50-х годах Тамара Андреевна несколько лет прожила в Китае, куда был послан на работу ее муж.
С 1963 года – года выхода на пенсию – ведет большую общественную работу в доме. Была членом домкома, участвовала в подготовке капитального ремонта дома и расселении жителей. Тамара Андреевна перенесла тяжелую онкологическую операцию. Падало и зрение, работать приходилось с лупой. И, тем не менее, в 1989 г. с группой энтузиастов она создала музей дома и руководила им до середины 1998 г. С соавторами опубликовала несколько книг о жителях дома. Создала «Гостиную литературного наследия дома» и проводила встречи. В 80-х годах и первой половине 90-х ее можно было встретить с теннисной ракеткой. Теннис оставила после того, как сломала руку, а когда рука поправилась, готова была возобновить спортивные занятия, но исчезла возможность посещать теннисный корт в доме.
В 1998 г. в связи с 90-летием получила благодарность за общественную деятельность от мэра города. А в 2004 г. Тамаре Андреевне была вручена почетная грамота Московской городской Думы, чем были отмечены ее «заслуги перед Городским сообществом».
В изданной в 2004 г. книге «Окнами на Кремль» Тамара Андреевна пишет о себе:
Я простая жительница непростого дома. Постов не занимаю, титулами не козыряю. Горжусь разве, что была одним из создателей и первым директором музея «Дом на набережной». Я приехала сюда еще в 1931 году, несколько поколений жителей прошло перед моими глазами. Дом я воспринимаю не как «мрачный призрак тоталитаризма», в его стенах происходили не только трагедии, было много светлого, дорогого для меня. Те же чувства испытывает большинство наших старожилов, хотя судьба и не баловала их. Много лет назад после ухода на пенсию я занялась общественной работой. Была членом домкома, участвовала в расселении коммуналок. В конце 80-х начался период моей жизни, который я в шутку называю «музейным». Не останавливаясь подробно на истории создания музея, скажу лишь, что музей с начала до конца создавался именно общественностью, бескорыстными и неравнодушными людьми, которых поддерживали городские и районные власти.
Еще более интересным и важным для меня стало создание мемориальной общедоступной библиотеки литературного наследия жителей нашего дома и книг, посвященных им. Это история нашей страны советского периода, да и не только. Библиотека-гостиная дает возможность продолжить встречи, на которых историки, журналисты, писатели, а главное, очевидцы и участники событий собираются, чтобы отделить правду от домыслов…
23 февраля 1998 г. Тамаре Андреевне Тер-Егиазарян исполнилось 90 лет. Летом того же года созданный ею музей «Дом на набережной» получил статус муниципального музея Москвы. 6 июня 1998 г. в газете «Вечерняя Москва» была опубликована статья Эллы Щербаненко, которую мы приводим ниже с небольшими сокращениями:
Тамара Тер-Егиазарян: «У меня свои отношения с историей»
Девять лет из своих девяноста она жила в Азербайджане, еще в том, до Карабаха и революций, который был добрым домом и ее армянской семье. Резня восьмидесятилетней давности оставила девочку без отца, и, спасаясь, семья бежала в Россию. Мать – дворянка, ставшая прачкой, это тоже тогда «проходили». Драматургия сюжета, пожалуй, лишь в том, что она стирала то белым, то красным, и так и неизвестно, от кого из них заразилась тифом и умерла.
Когда тебе много лет, пленка жизни откручивается так быстро, что остаются один-два кадра из целых десятилетий. Вот Тамарин брат, губернатор Орла, по редкой фамилии нашедший в приюте своих сестричек, везет их, грязных и голых, в мягком вагоне. Вот они все вместе, большая семья из братьев и сестер, живут в Кремле в Нижнем Новгороде, а потом в Ипатьевском доме в Екатеринбурге (только много позже эта женщина узнает, что происходило прежде в этих стенах…). В памяти кочующей девочки Екатеринбург сохранился другим: приехавшие сюда артисты МХАТа, красавцы и красавицы, по утрам играющие в теннис. Этого впечатления хватило на всю жизнь, Тамара Андреевна отложила ракетку лишь в свои 88.
1926-й год, когда они жили уже в Москве, застыл в памяти еще одной не адекватной времени картиной. Пол-лета она видит Москву с высокой крыши дома в Комсомольском переулке. Тамара готовится в вуз, и чтобы время не пропадало, еще и загорает – хотелось быть красивой и успешной. Она поступила сразу в два вуза – медицинский и инженерный. В медицинском оказались только девочки, а будущие инженеры были в основном парни. Она вышла замуж за однокурсника, и он, армянин, вновь увез ее на Кавказ. Но она уже чувствовала себя гражданином мира и женщиной времени, спрашивать у свекрови разрешения даже открыть рот она не хотела. Она сама желала дать имя своему ребенку и порешила все споры родни не самым принятым тут способом: «Я открываю энциклопедию, и имя со страницы, которую нахожу с закрытыми глазами, и будет имя нашего мальчика». Попался Анри Барбюс, и в роду Вартановых появился первый Анри, ныне телекритик Анри Вартанов.
Ей, освобожденной женщине Востока, было там уже тесно. Помог Микоян, друг брата. Телеграмма за его подписью из Москвы: «Выезжай с ребенком!» решила неразрешимое. Сын был с ней, и с ней же была опять ее громадная страна.
Хотелось работать, жить, быть. Она одержимо взялась за работу. Не оценить деловитость молодого энергетика в наркомате не могли, и довольно скоро Тамара Андреевна Тер-Егиазарян стала руководителем огромного главка, отвечающего за энергетику всех авиационных заводов страны…
Тер-Егиазарян была одной из первых жителей Дома на набережной, который тогда назывался Дом правительства. Единственное, чего не хотела она в то свое послезамужнее десятилетие, – это снова замуж, искренне полагая семью порабощением женщины. Принципами поступилась только в войну. Будущий муж занимался эвакуацией своей отрасли, она – своей. Так и познакомились. В брак пошла, как в омут, все равно война! Но полвека вместе прожили. И прожили хорошо: русский муж «независимой женщины Востока» дал ей желанную свободу, столь необходимое право быть собой.
Служебная карьера Тамары Андреевны была в зените, когда судьба сделала еще один неожиданный зигзаг. Все переписало одно лето, когда она познакомилась с легендарной Тимошей – женой, а к тому времени вдовой сына Максима Горького. И сегодня в квартире Тамары Андреевны висит ее портрет, написанный Тимошей. С него все и началось. Светская львица Тимоша стала зазывать энергичного начальника главка в союзницы. Тамара Андреевна сопротивлялась до последнего… Тимоша победила, увлекла проектом – музеем Горького, не столько писателя, сколько человека.
Совсем незнакомая работа, другой мир, иные люди. Несколько лет жизни она потратила на это. Она перечитала всего Горького, перелистала буквально по страницам всю его библиотеку и рукописи, пытаясь расшифровать каждую пометку. Всего больше ее волновал в этом доме комод с глубокими ящиками, полными фотографий. Она раскладывала их веером на ковре: Горький с писателями, Горький с родными, Горький один. Потом все их построения одной фразой порушит Сталин: «Частная жизнь Горького не должна быть достоянием народа!». Это резюме закрыло их проект, завершило ничем труд нескольких лет ее жизни. Но потерянными их Тамара Андреевна не считает.
То была особая глава в ее жизни – светская. Со сколькими известными людьми свела ее судьба! Козловский пел в благотворительных концертах, которые организовывала Тамара Андреевна…
Мелькают кадры многосерийного фильма ее жизни. С ней ли все было? С ней! Да и что такое полвека? Так, несколько картинок в памяти: с историей у старого человека свои отношения. В пятидесятых, когда Советский Союз истово дружил с Китаем, наша героиня оказалась там. Она поехала туда простой женой, но вышло так, что эти годы оказались одними из самых замечательных в ее жизни. Ей казалось, что счастье выглядит именно так: идти ночью одной по чужой стране и думать о несуетном и вечном, о чем никогда прежде размышлять не доводилось…
Так же плавно она и сама перетекала из жизни в жизнь. Когда пришел пенсионный год, ни одного дня лишнего на работе не задержалась: надо освобождать дорогу молодым! Пенсию, как положено, считают третьим и самым грустным периодом жизни. Тамара Андреевна хотела не доживать, а жить – потому, что иначе не умела. Забегая вперед, скажем, что, может, эти последние десятилетия и стали главными годами ее жизни. Музей Дома на набережной, которому суждена долгая история, – плод тридцати пяти лет жизни Тамары Андреевны Тер-Егиазарян.
Впрочем, в шестьдесят четвертом, когда она начала работать в домкоме, никакой речи о музее еще не было. Бывший Дом правительства стал к данному времени громадной коммуналкой, где в каждой шикарной прежде квартире жили три, пять, а то и более семей. Тамара Андреевна отправилась к архитектору дома Иофану и убедила его перепроектировать громадные квартиры на маленькие блоки для отдельных семей, а также занялась расселением квартир: из четырех тысяч жителей дома здесь осталось полторы тысячи.
Чем больше она общалась с последними могиканами той эпохи, чем глубже погружалась в их жизнь, тем явственней понимала: она и они живут не просто в доме, не просто в памятнике архитектуры, а в памятнике времени, истории, которая связала тут в один тугой узел столько судеб. Она сама – строчка истории, и если из всех этих строчек сложить особую книгу, ей не будет цены. Возможен даже уникальный музей, которого нет больше нигде – не одного человека, а всех жителей дома, не одного события, а целой эпохи! Этот музей может стать источником изучения того государства, которое родилось и перестало существовать на наших глазах.
Заканчивались восьмидесятые, и Тер-Егиазарян стала стучаться во все двери, убеждая инстанции в необходимости создания такого музея. Инстанции по инерции сопротивлялись, была противником и партячейка самого дома: частная жизнь граждан, как мы помним, общественным достоянием не является! Но и это Тамара Андреевна «проходила» и согласиться с этим уже не могла: она всегда хорошо чувствовала время. «Быть или не быть музею?» – под таким названием она написала статью в одну из центральных газет. Взяла в союзники всех авторитетных жителей дома – артистов, писателей, политиков. Подобная сила желания не могла не дать результата, статья была напечатана в апреле, а уже в ноябре открывали музей. Сначала в красном уголке, потом в одной из квартир. Громадный труд упал на плечи нескольких человек, ее единомышленников.
Но тяжелее физических нагрузок сопротивление психологическое. «Зачем экспонировать все это барахло? – спрашивали их. – Место всей этой мебели с инвентарными номерками, неработающих телефонов и приемников на мусорной свалке!». Нет, доказывает она, в этом доме каждая досточка паркета имеет цену, потому что по этому паркету ступала история. А историю делают мусором только очень недалекие люди. Каждая из пятисот пяти квартир Дома на набережной помнит о своих обитателях. Плюс документы, архивные материалы, письма, книги известных людей: от А – Аллилуевых, до Щ – Щорса.
Чем больше, уже с новым знанием истории, погружалась Тамара Андреевна в прошлое, тем оно оказывалось многомернее. Ей жалко людей, которые рисуют происходящее здесь одной краской – черной. Это музей государства и времени, и, как в каждом времени, здесь было хорошее и плохое. Здесь жили палачи, они же жертвы, здесь была не только кровь, но и жизнь во всех ее шекспировских противоречиях.
Музей растет на глазах. В 89-м он стал общественным, в 92-м – народным, а сегодня уже на последней подписи – документ по приданию ему государственного статуса. Пополняются архивы, работают выставки, устраиваются встречи. В музее и возле кипит жизнь. И «мотор» ее – директор Тер-Егиазарян. Это, между прочим, не образ, а истинная правда, каким бы преувеличением ни звучало оно применительно к человеку, которому девяносто. Пусть любой сомневающийся попробует ей дозвониться, количество рабочих контактов этого человека поразительно. Телефон – ее главный рабочий инструмент. И еще – лупа. Со зрением плохо, но на столе всегда документы, с которыми она работает с кропотливостью, заслуживающей удивления.
Она любит Дом на набережной, как можно любить своих детей. Сын, хотя ему самому 67, ревнует ее к музею. Даже в больнице, когда лежала с инфарктом, она писала записочки-задания сотрудникам музея, таким же энтузиастам, как она сама.

Родился 14 марта 1908 года в семье учителя в станице Ярославская Краснодарского края. Отец в 1914 г. пошел на фронт, где воевал рядовым до конца 1917 г. Арестовывался царским правительством якобы за убийство начальника военных лагерей. С фронта вернулся больным. В гражданской войне не участвовал. Работал на железной дороге на станции Белореченской и в Армавире. В августе 1921 года отец умер. Мать после его смерти работала в различных учреждениях г. Армавира, в основном на профсоюзной работе.
Виктор Сорокин начал учиться в 1916 г. в станице Белореченской, а затем в Армавире, где окончил в 1925 г. школу 2-й ступени № 1. В 1921 г. начал работать, не бросая учебу, чернорабочим на нефтескладе станции Армавир, а в летнее время 1922-23 гг. – рассыльным в торговом паевом товариществе. С момента организации столярной мастерской при школе № 1 сначала работал учеником, а затем столяром и токарем по дереву. Ремонтировал и изготовлял школьный инвентарь, а также декорации для самодеятельных кружков, в работе которых принимал активное участие. После окончания школы поступил в Армавирский промышленно-экономический техникум на химическое отделение. При этом одновременно работал руководителем кружка «Синяя Блуза» в школе № 3.
После окончания техникума в 1927 г. Виктор Сорокин был направлен по путевке на Госмельницу № 30 в станице Тифлисская. Так как работы по его специальности там не было, пришлось осваивать мельничное дело, начиная с уборщика. В это время начались организованные хлебозаготовки, в которых он активно участвует. В 1928 г. вступает в ВЛКСМ. Армавирский мукомольный трест переводит Сорокина в станицу Урунскую для работы на мельнице № 468, где он занимается хлебозаготовками, коллективизацией и распространением Госзайма. Его избирают секретарем станичной комсомольской ячейки. Также Виктор Сорокин был избран на освобожденную работу председателем группкома профсоюза пищевиков, в который он вступил еще в Армавире в 1926 г. Райком ВЛКСМ направил Виктора Петровича в село Успенское, где комсомольская организация была на грани развала. Рядом с селом на реке Кубани были гравийные карьеры, откуда гравий направляли на строительство Ростсельмаша и Сталинградского тракторного завода. Комсомольская организация села принимала активное участие в гравиаразработках, и многие комсомольцы мечтали о поездке на строительство заводов. После появления в печати сообщения о строительстве Нижегородского автомобильного завода Армавирский райком ВЛКСМ по просьбе В.П. Сорокина отпускает его на Автострой, куда он и поступает работать арматурщиком с мая 1930 года. К этому времени он окончил курсы ЦИТ (Центрального института труда). Комсомольцы организовали бригаду арматурщиков, вскоре она завоевала первое место на строительстве. Виктор Петрович вступает в кандидаты ВКП (б). В ноябре 1930 г. Сорокина призывают в армию, там он служит до декабря 1932 г. в 17-м артполку 17-й стрелковой дивизии. Здесь его принимают в члены партии. Демобилизовался политруком батареи.
В январе 1933 г. Виктор Петрович снова вернулся на Автозавод. Работал токарем-расточником в инструментальном цехе. Пользовался большим авторитетом у рабочих завода. Был избран партгрупоргом, с 1934 г. – секретарем завкома ВЛКСМ и членом Бюро Обкома ВЛКСМ. В 1934 г. за производственные достижения В.П. Сорокин был награжден орденом Ленина. Большое внимание и помощь оказывал Виктор Петрович Автозаводскому аэроклубу, который некоторое время он возглавлял. Часто в эти годы его можно было видеть на летном поле среди молодежи аэроклуба – пилотов и парашютистов. В.П. Сорокин работал на автозаводе до 1937 г.: секретарем завкома ВЛКСМ и секретарем Автозаводского РК ВЛКСМ. На Х съезде ВЛКСМ Виктора Петровича избирают членом пленума ЦК ВЛКСМ, а в 1937 г. – членом Бюро ЦК ВЛКСМ. Оставляют работать в ЦК ВЛКСМ зав. отделом рабочей молодежи.
5 декабря 1938 года Виктор Петрович Сорокин был арестован, а 15 августа 1939 года приговорен Особым Совещанием НКВД СССР за «участие в контрреволюционной организации» (по делу Косарева) к заключению в исправительно-трудовой лагерь сроком на 8 лет. Срок отбывал на Колыме до сентября 1945 г., получив скидку срока 1 год и 3 месяца за отличную работу в забое. На Колыме он встретился со своей будущей женой Ольгой Петровной, которая одна воспитывала двух дочерей – Ларису и Валерию. Они поженились, в семье появилось еще трое детей: Борис, Наташа и Марина. Ольга Петровна и Виктор Петрович много времени и сил отдавали воспитанию детей, сумели привить им удивительную привязанность и любовь к родителям и друг к другу.
После освобождения органами НКВД с Колымы не отпускали. С сентября 1945 г. по август 1947 г. Сорокин работал в Тенькинском Горнопромышленном Управлении поселка Усть-Омчуг техником-химиком, токарем-расточником, мастером механического цеха. С сентября 1947 г. по сентябрь 1954 г. работал в Магадане на Авторемонтном заводе в механическом цехе токарем-расточником, затем мастером, старшим мастером и заведующим планово-распределительного бюро цеха.
В 1954 г. взял отпуск и приехал в Москву. 6 ноября 1954 г. Военной коллегией Верховного Суда СССР В.П. Сорокин был полностью реабилитирован. 4 декабря 1954 г. Комитетом Партийного Контроля при ЦК КПСС восстановлен в партии, а 31 декабря 1954 г. Красногвардейский РК КПСС вручил Сорокину партийный билет. В марте 1955 г. вернулся в Москву и поступил на одногодичные Высшие партийные курсы при ЦК КПСС (вместе с В.П. Пикиной, вернувшейся из заключения и реабилитированной к этому времени). Сорокину дают квартиру в Москве и предлагают хорошую должность в министерстве. А он возвращается в марте 1956 г. в Горький на автозавод: «не хочу, чтобы помнили меня там как “врага народа”». Работает сначала заместителем начальника прессового корпуса завода до 1963 г., а потом до выхода на пенсию в октябре 1972 г. – заместителем начальника экспериментального учебного цеха автозавода.
Но и после ухода на пенсию Виктор Петрович продолжает работать на общественных началах, являясь в течение многих лет председателем областного совета ветеранов комсомола, уделяет большое внимание молодежи. Трудовая и общественная деятельность В.П. Сорокина была высоко оценена. Он навечно занесен постановлением ЦИК Союза ССР на доску почета ГАЗ, награжден орденом Ленина, медалью «За доблестный труд», знаком «50 лет пребывания в КПСС».
Умер Виктор Петрович 17 июля 1983 года на 76-ом году жизни.
В Доме проживал в 165-й квартире с октября 1937 г. до ареста.

Родился в феврале 1908 года в деревне Тупичино Тупичинской волости Гдовского уезда Петербургской губернии в крестьянской семье. В 1917-27 гг. работал в хозяйстве отца в дер. Тупичино. С января 1927 г. работал в лесной промышленности: лесником, десятником лесоучастка треста «Фанеродвино-лес» станции 9-го разъезда Варшавской железной дороги. С сентября 1929 г. – десятник 2-го лесозаготовительного участка НКПС станции Новинка Октябрьской железной дороги. С сентября 1930 г. – заведующий 3-го лесозаготовительного участка Чащинского учлеспромхоза ст. Новинка. С августа 1931 г. – заведующий Новинским лесопунктом. После окончания курсов начальников лесопунктов с августа 1932 г. – начальник Чащинского лесопункта. В мае 1934 г. Федор Васильевич поступает на курсы Красных директоров при Архангельском лесотехническом институте, после окончания которых в апреле 1935 г. назначается директором Чащинского механизированного лесопункта, которым руководит до октября 1938 г. В декабре 1937 г. вступает в ряды ВКП (б). В июле-декабре 1938 г. занимает должность управляющего трестом «Ленлес» Главсевзаплеса в Ленинграде. В декабре 1938 г. назначается заместителем наркома лесной промышленности СССР. С апреля 1940 г. – народный комиссар лесной промышленности СССР. Умер в ноябре 1941 г и похоронен в г. Алма-Ата.
В доме проживал с 11 февраля 1939 г. в кв. 134 с женой Верой Васильевной.

Родилась 16 января 1908 года на станции Куаньченцзы КВЖД. Ее отец, корнет Павел Тарасович Иванов, был полным кавалером Георгиевского креста (1-4 степеней), был награжден орденом Св. Станислава 3-й степени «с мечами и бантом», Георгиевскими медалями 3 и 4 степеней «За храбрость», медалью «За усердие» на Станиславской ленте и другими медалями. Мать – Акилина Авдеевна, родом с Кубани, – удивительно красивая женщина, стойкая, мужественная, мудрая, справедливая и очень добрая, всегда спешившая на помощь тем, кто в этом нуждался.
В семье было трое детей, Таня была старшей.
Татьяна Павловна училась в Майкопском педагогическом техникуме, который закончила в 1928 году. Там она познакомилась с Иваном Корнеевичем Сединым, и 28 декабря 1927 года они поженились. После окончания техникума с 1928 по 1931 гг. Татьяна Павловна работала учительницей, сначала в станице Гиагинской, затем в станице Ханской. В 1927 г. она вступила в комсомол, а в 1931 г. стала кандидатом в члены ВКП(б). Была активной общественницей, работала женорганизатором, активно выполняла все общественные поручения.
В 1931 г. Татьяна Павловна поступила на естественный факультет МГПИ им. Бубнова (впоследствие МГПИ им. Ленина), который окончила в 1935 г. В годы учебы активно занималась спортом, а в июне 1934 г. получила звание ворошиловского стрелка, соответствующие значок и удостоверение.
С ноября 1935 г. по 1938 г. была научным сотрудником МХТИ им. Менделеева, работала на кафедре технологии пластмасс под руководством профессора, доктора технических наук Б.Н. Рутовского. Имела печатные труды. Профессор Рутовский характеризовал Т.П. Седину как ценного, самостоятельного научного работника.
С 1938 г., в связи с избранием Ивана Корнеевича Седина вторым, затем первым секретарем Тамбовского обкома партии, семья переезжает в Тамбов. В дальнейшем, в связи с новыми назначениями мужа, Татьяна Павловна с семьей всегда были рядом с Иваном Корнеевичем. С 1938 г. она – домохозяйка, занималась воспитанием детей и устройством быта семьи.
Татьяна Павловна была замечательным человеком – очень чутким, добрым, мудрым, душевным, хлебосольной хозяйкой, любящей, но строгой, матерью и женой. В доме была всегда доброжелательная, теплая обстановка, много друзей, радости. А в трудные времена Татьяна Павловна всегда была рядом с мужем, детьми и теми, кому было нелегко. Ее поддержка дорогого стоила!
В годы Отечественной войны погибли оба брата Татьяны Павловны. Старший, Николай Павлович Иванов, пограничник, пропал без вести в 1941 г. под Белой Церковью. Младший, Александр Павлович Иванов, имел броню как высококвалифицированный сварщик, однако сам пошел на фронт и погиб в марте 1942 года при втором освобождении Ростова.
Татьяна Павловна Седина жила вместе с мужем Иваном Корнеевичем и дочерьми Светланой и Лучмирой с 1939 по 1941 гг. в квартире № 187. С 1943 по конец 1944 гг. снова жили в доме в квартире № 27. 20 октября 1943 года в семье родился третий ребенок – сын Александр.
Скончалась Татьяна Павловна 7 мая 1996 года.

Дочь Л.И. Седина

Родилась и воспитывалась в семье петроградских рабочих. Ее отец – Федор Иванович, партиец со стажем, работал в типографии. Он много читал и старался привить любовь к книге своим детям (у Вали было еще два младших брата). Мать Александра Васильевна тоже хорошо знала литературу, любила театр; участница революции 1905 г., до замужества работала на фабрике «Светоч»; после Октябрьской революции дважды избиралась членом Ленсовета.
В такой семье формировалась жизненная позиция Валентины Пикиной. В 14 лет, окончив реальное училище, она начала работать на таможне, а через год перешла на завод «Севкабель», успешно совмещая работу на заводе с учебой в комвузе. Много времени отводила комсомольской деятельности: сначала в качестве заместителя секретаря заводского комитета, а затем – заведующей отделом труда и образования Василеостровского райкома ВЛКСМ. В 1930 г. она вступила в партию, но комсомольской работы не оставила, заведовала отделом кадров в Ленобкоме комсомола. Ей довелось участвовать в совещаниях у С.М. Кирова, где обсуждались проблемы фабрично-заводского обучения молодежи.
Пикину делегировали на X съезд ВЛКСМ, где она была избрана секретарем ЦК комсомола. Она переехала в Москву. Стала работать под руководством Александра Косарева, среди обновленного состава секретарей, в числе которых были Серафим Богачев, Виктор Козлов, Виктор Сорокин, Таня Васильева, Павел Горшенин, Дмитрий Лукьянов, Александр Мильчаков, Сергей Салтанов (жители «Дома на набережной») и др. Валентина занималась студенческой молодежью, возглавляла комиссию по приему и исключениям из комсомола, вела бюджет. К тому же ее выбрали депутатом Верховного Совета СССР и членом Комиссии законодательных предложений.
Первые репрессии, коснувшиеся руководителей комсомола, начались в 1937 г. 21 июля 1937 года к Сталину были вызваны генеральный секретарь Александр Косарев и секретари ЦК Валентина Пикина и Павел Горшенин. Присутствовавший на встрече Ежов обвинил ряд комсомольских вожаков в участии в заговоре против власти, а Сталин обвинил комсомольских лидеров в политической слепоте и нежелании бороться с врагами народа.
В докладе на V пленуме ЦК ВЛКСМ Пикина резко выступила против ошибок, допущенных комсомольскими организациями при исключении из комсомола, против формально-бюрократического отношения к апелляциям исключенных из ВЛКСМ, предложила меры по устранению этих недостатков. Выступление было одобрено пленумом и опубликовано отдельной брошюрой. Но позже в нем же усматривались попытки защитить исключавшихся из комсомола врагов.
Во второй половине 1938 г. аресты в аппарате комсомола стремительно набирали обороты. Именно это время и стоит считать началом подготовки открытого «правотроцкистского молодежного процесса». В архиве Пикиной сохранилось порядка двух десятков имен комсомольских вожаков, которых бериевская команда собиралась заставить выступить в предполагаемом судилище. Там было и ее имя.
Расправа над комсомолом в период массовых репрессий была одной из драматических страниц нашей истории. 19.11.1938 г. был проведен VII пленум ЦК ВЛКСМ, созванный по указанию Сталина. Завершился пленум снятием с постов секретарей ЦК А. Косарева, С. Богачева, В. Пикиной и выводом из состава ЦК П. Вершкова. Объяснение столь жесткого отношения к руководителям комсомола было опубликовано в газете «Правда» от 23 ноября: «…за бездушно-бюрократическое и враждебное отношение к честным работникам комсомола, пытавшимся вскрыть недостатки в работе ЦК ВЛКСМ, и расправу с одним из лучших комсомольских работников (дело тов. Мишаковой)».
Валентина Пикина была арестована в ночь на 28.11.1938 г.
На второй день пребывания в тюрьме на Лубянке ее вызвал к себе Кобулов, высокий, холеный, спокойный. Сначала вразумлял: не запирайся, дай «правдивые» показания о банде Косарева, иначе применим жесткие меры, переведем в Лефортовскую тюрьму – там нянчиться не будут. Затем высказал самую страшную угрозу – арестуем отца, мать, отдадим ребенка в детский дом. Их судьба в твоих руках, в твоих показаниях…
В тюрьме Валентину Федоровну поместили в одиночку. Следователями Пикиной были назначены (самим Берией!) Шварцман, Родос, Аршатская. Да и сам Берия принимал участие в ее допросе. С ходу начались «конвейерные» допросы – по 30-50 часов непрерывно. Ее морили голодом, оскорбляли. А протоколы «допросов» не оформлялись: ждали, когда начнет давать признательные показания.
Вскоре Пикина была переведена в Лефортовскую тюрьму. Здесь ее жестоко избивали резиновыми дубинками. Но ничто не могло сломить мужественную женщину. Не была она ни врагом народа, ни предателем. Не станет и лжесвидетелем. «В тяжелые, казалось, безвыходные минуты тюремных унижений и пыток, – вспоминает Валентина Федоровна, – я старалась сосредоточиться, собраться. Думала: “Главное, не впасть в панику, не дать вползти в сознание развращающей жалости к самой себе, не расслабиться. Это, представьте себе, укрепляло волю, помогало». За все это время ее мучителям не удалось ни разу увидеть ее слез, услышать просьб о снисхождении. Единственное, чего она постоянно требовала – это очных ставок с Белобородовым, Герцовичем, Горшениным, Розиным, на чьи показания ссылались следователи, обвиняя ее в антисоветской деятельности.
Очередная выездная сессия Военного суда СССР от 4.5.1939 г. рассмотрела дело Пикиной в Лефортовской тюрьме. Валентина Федоровна сразу же заявила суду, что ни в чем себя виновной не признает. Что Берия, Кобулов, Шварцман, Родос и другие сотрудники НКВД провоцируют подследственных на дачу ложных показаний. Применяются недозволенные методы воздействия: угрозы, шантаж, допрос непрерывно по двое суток и более, лишение сна и пищи.
По закону суд должен был оправдать Пикину: ведь в деле нет неопровержимых доказательств ее виновности. Однако дело отправили на доследование. Но доследовать практически нечего. Косарев от вырванных у него каленым железом показаний о вербовке Пикиной категорически отрекся; Белобородов знал Пикину мало, поэтому назвал ее лишь со слов других; Горшенин поменял показания и 30 ноября утверждал, что «об участии Пикиной в правотроцкистской организации ему известно не было». В феврале 1939-го они были казнены.
Издевательства следователей продолжались и после суда: они инсценировали приготовление Пикиной к расстрелу, провели ее по «одиночкам», стенки которых были забрызганы кровью, допросили с пристрастием. Но она вновь и вновь повторяла: «На своих показаниях я настаиваю: никогда в антисоветской организации не состояла, вражеской работой не занималась и не замечала ее за другими. Показания арестованных на меня считаю клеветой». В таких случаях выход был один – передать дело надзирающей военной прокуратуре.
Бригвоенюрист А. Блауберг выносит сухой вердикт: «Пикина виновной себя не признала. Изобличается прямыми (которых в действительности не было – прим. наше) показаниями Косарева (осужден), Белобородова (осужден), косвенными – Герцовича, Богачева, Горшенина (осуждены). Полагал бы: дело направить на рассмотрение Особого совещания при НКВД СССР». Ниже подпись и дата – 31 июля 1939 г. Сбоку – карандашная пометка: «15.8. Ос.сов. 8 лет ИТЛ». А дальше по давно установившейся схеме: этап – Потьма – Темниковский женлаг.
Родители Валентины, обеспокоенные ее судьбой, не знали покоя ни днем ни ночью. И, конечно же, не верили, что их дочь в чем-то преступила закон. Надеялись, что произошла роковая ошибка и скоро она будет исправлена, дочь выпустят на свободу. Они ходили по инстанциям, обращались с жалобами к Вышинскому, писали Калинину и самому Сталину. На все заявления лишь изредка приходили трафаретные ответы: «Осуждена обоснованно».
И у Валентины Федоровны созрело решение обратиться с письмом к Сталину. «Докладную» на имя вождя народов «зэковка» Пикина писала 9 мая 1941 г., таясь от посторонних глаз. В письме ни намека на снисхождение или милость к себе, ни одной просьбы. Лишь краткая констатация фактов чудовищных беззаконий, с которыми пришлось ей столкнуться за два с половиной года пребывания в тюремных застенках и лагере. А дальше – обличение тех, кто должен, обязан был стоять на страже законов, но занимался шантажом и фабрикацией несуществующих преступлений. «Органами НКВД, и, в частности, Особым совещанием, допущены ошибки, в результате чего много честных, преданных Партии и Родине людей пострадали… Враги народа, пробравшиеся в органы НКВД, приложили свою руку с целью перебить большевистские кадры и вызвать искусственное недовольство Советской властью…». Одна лишь мысль об этом считалась столь крамольной, что могла стоить жизни, а Пикина еще и дерзнула упрекать и поучать самого Сталина:
«Я прекрасно понимаю, что при больших исторических мероприятиях возможны отдельные перегибы, но Вы всегда учили и учите, что человек – это есть самый ценный капитал в нашей стране. Я ни на одну минуту не забываю, что классовая борьба в период строительства коммунистического общества не затухает… Это, однако, не значит, что люди, ставшие в свое время жертвами этих ошибок и перегибов, если они честные, преданные своей Родине и Партии, не должны быть реабилитированы и возвращены к полноценной жизни… Для исправления этих ошибок необходимо Ваше личное вмешательство путем ли дачи указаний органам НКВД и Прокуратуре или путем создания специальной комиссии, которая бы вплотную занялась этим вопросом». Указала она и свой адрес: «Мордовская АССР, поселок Явас, п/я 241а, Темниковский лагерь НКВД».
Обязанности курьера в данном рискованном предприятии выполняла мама Валентины Федоровны, приехавшая в лагерь на свидание к дочери. «Ценный груз» был зашит между стелькой и подошвой лакированной туфли. Нет сомнения, что московские «доброжелатели», спасая мордовских коллег от неминуемого наказания за отсутствие бдительности, не доложили письмо не только адресату, но и своему шефу Берии.
24 июня 1941 г. за Пикиной явились незнакомые охранники и увезли ее в 3-й отдел НКВД Мордовии. Там ей предъявили обвинение в контрреволюционной агитации среди заключенных, в клевете на руководителей партии и правительства и на жизнь в СССР. 23 августа был вынесен приговор: Пикину Валентину Федоровну признать виновной в полном объеме предъявленного обвинения и на основании ст. 58-10, ч.1 УК РСФСР приговорить к 10 годам лишения свободы в ИТЛ с последующим поражением в правах сроком на 3 года. Лагерь определили уже другой, основное назначение которого – лесоповал, тяжелейшая физическая работа. Трудилась до изнеможения по 10-12 часов наравне с мужчинами.
Какова же была причина повторного наказания? Оказывается, «товарки» по заключению донесли начальству высказывания Пикиной: «Тяжело стало жить и дышать на воле. Сталин воспользовался смертью Ленина и захватил власть в свои руки… А Берия шпион…», «Говорила, что в лагерях много содержится невинных людей и что сама она явилась жертвой вражеской руки. Сожалела о якобы неправильном аресте Косарева».
Находясь в тюрьме и отбывая наказание в лагере, Пикина практически ничего не знала ни о своих товарищах, ни о судьбе оставшейся в Ленинграде семьи. Возвратившись из ссылки после реабилитации в 1954 г., застанет она дома только мать и уже взрослого сына. Отец умер в блокадном Ленинграде, братья погибли на фронте, защищая Родину от немецко-фашистских захватчиков.
Валентина Федоровна получила сообщение из ГВП о том, что решение Особого совещания и приговор Судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда Мордовской АССР, как необоснованные, отменены и она полностью реабилитирована, 28 октября 1954 года. Клеймо врага народа было снято. Для нее начиналась новая, можно сказать, третья жизнь…
В этой последней жизни она продолжала оставаться верной выбранному пути и многие годы трудилась в Комитете партийного контроля при ЦК КПСС. Была членом коллегии КПК. Ей поручали работу по реабилитации людей, пострадавших в годы сталинского произвола. XX съезд партии дает Пикиной юридическое и моральное право ездить по лагерям, вновь соприкасаться с человеческой болью, участвовать в пересмотре приговоров и решений 30-х – начала 50-х гг.
Жила в доме с 1936 по 1938 гг. в квартире № 356.
Скончалась Валентина Федоровна после тяжелой болезни 21 апреля 1996 г. на 88-м году жизни.

Родилась 29 октября 1908 года в латвийском городке Лудза в семье железнодорожного служащего. Отец – из семьи мелких служащих; мать – из разорившихся дворян, получила хорошее образование в училище для дворянских детей-сирот в Москве (бывший Воспитательный дом, что на Москворецкой набережной) и работала до замужества гувернанткой-воспитателем в богатых семьях, затем преподавала иностранные языки в школе.
Семья, в которой было двое детей, часто переезжала в связи с работой отца, потом осела в г. Ржеве, где Ксения Александровна окончила школу. В 1925 г. в возрасте 17 лет она отправилась в Москву, чтобы продолжить образование, и поступила в Жировой техникум, который вскоре вошел в состав Химико-технологического института имени Менделеева. Жила в студенческом общежитии, подрабатывала по ночам на фабрике «Свобода» в мыловаренном цехе, успевала ходить в студенческие кружки, занималась общественной работой, но в комсомол так и не приняли (подкачало «буржуазное» происхождение).
После окончания института Ксения Александровна поступила лаборантом в Тимирязевскую сельскохозяйственную академию. Здесь познакомилась с будущим мужем Яном Вольдемаровичем Пейве, и в начале 1930 г. они поженились. Надо отметить, что ее жизнь в Москве была тесно связана с Замоскворечьем, которое она очень полюбила: общежитие располагалось в районе Шаболовки, училась она в здании в Мароновском переулке, часто бывала у родственников на Малой Якиманке, а по приезде в Москву в 60-е годы семья поселилась на улице Серафимовича в доме № 2.
В начале 30-х гг. в г. Торжке Тверской (тогда Калининской) области открылся Всесоюзный институт льна, куда пригласили работать Яна Вольдемаровича, и они обосновались в Торжке. Ксения Александровна работала научным сотрудником в лаборатории мужа, проводила полевые опыты, обеспечивая опытно-исследовательскую сторону научной работы мужа, который к 1940 г. дорос до доктора биологических наук и профессора. К тому времени семья разрослась – родились дочери Генриетта и Неллия, к ним в Торжок перебрались обе матери с младшими детьми-школьниками после того, как репрессировали их мужей (отцов К.А. и Я.В. Пейве). Жили трудно, но дружно, оба много работали, чтоб содержать большую семью. Ксения Александровна являлась соавтором всех ранних научных трудов мужа по агрохимии, но собственную карьеру делать не стремилась, полностью посвятив себя научной работе мужа.
В августе-сентябре 1941 г., когда немецкие войска вплотную подошли к г. Калинину, ВНИИ Льна срочно эвакуировали на Урал под Пермь, и Ксения Александровна часто потом вспоминала ужас эвакуации – пешком, с толпой беженцев, вместе с отступающими войсками, под непрерывными бомбежками, чудом оставшись в живых. Как разворачивали работу ВНИИ на новом месте, в труднейших условиях. Кстати, Ксении Александровне в эвакуации очень пригодился опыт работы на фабрике «Свобода» она наладила производство мыла, которое обменивали на продукты и как-то кормились.
Из эвакуации вернулись в Торжок в конце 1943 г., Ян Вольдемарович был уже директором Института льна. В 1944 г., сразу после освобождения Риги от немцев, Ксения Александровна поехала туда вслед за мужем, которого, как этнического латыша, ученого-орденоносца и коммуниста, направили организовывать сельскохозяйственную академию Латвии. В 1945 г. в Ригу переехала вся семья. Снова надо было осваиваться на новом месте, налаживать быт, завоевывать авторитет среди латышских научных кадров (не все из которых лояльно восприняли новую власть), что явилось довольно не легкой задачей. И снова Ксения Александровна работала бок о бок с мужем – вела научно-исследовательскую работу, читала лекции студентам, будучи теперь уже доцентом Латвийской сельскохозяйственной академии, которую организовал и возглавил ее муж. Ксения Александровна была душой и хозяйкой большой семьи. Ян Вольдемарович Пейве был постоянно в работе – занимался наукой, преподавал, занимал руководящие должности: из ректора Сельскохозяйственной академии стал академиком и потом президентом Латвийской Академии наук, членом ЦК партии Латвии, Председателем Совета министров Латвии, при этом не оставлял научной деятельности и дорос до академика Академии наук СССР.
К середине 50-х Ксении Александровне пришлось оставить работу, чтоб быть постоянно рядом с мужем, сопровождать его в командировках. К тому времени по стопам отца пошла старшая дочь, Генриетта Яновна Жизневская, которая, закончив МГУ, также стала ученым-биохимиком и продолжала научное дело отца. Дочери выросли, получили образование, родились четверо внуков, которых тоже надо было воспитывать и ставить на ноги. И Ксения Александровна стала уже не только верной женой и помощницей мужу, но и энергичной и деятельной бабушкой. В 1962 г. Ян Вольдемарович, будучи к тому времени Председателем Совета Национальностей СССР, был переведен на работу в Москву, и Ксения Александровна вместе с мужем и внучкой Татьяной (которая жила и воспитывалась у них) поселились здесь, в Доме на набережной. Круг замкнулся – снова Москва, любимое Замоскворечье.
Ксения Александровна всегда, до последних дней, была душой и организатором жизни семьи, хорошей женой, матерью и бабушкой, хорошей хозяйкой, хранительницей уютного гостеприимного дома, всегда открытого для друзей и родственников, дожила до правнуков. Она всегда стремилась быть в курсе событий, интересовалась театром, музыкой (сама прекрасно играла на фортепиано), много читала, до последних дней сохраняла активность и ясный ум, всегда была мудрым советчиком и другом своих близких.

Внучка Татьяна Чернышева

Автобиография (Государственный архив РФ, фонд 17, опись 100, дело 51199):
Я родился в г. Николаеве, крупном промышленном центре юга Украины, в семье старого металлиста. Отец до сих пор, уже около 40 лет, работает на заводе им. Андре Марти (б. Новом). Отец прошел самоучкой путь от столяра до конструктора и в 1932 г. закончил ФЗТК, официально получив звание конструктора. Мать с детских лет была отдана в ученицы в крупную швейную мастерскую, где безбожно эксплоатировалась и даже ночевала вместе с собаками хозяина. Все дядьки – рабочие этого же завода. Старшие двоюродные братья – красногвардейцы и красноармейцы, участники гражданской войны.
Мне лично по молодости лет не пришлось принимать участие в гражданской войне, если не считать таких мелочей, когда мы, группа мальчишек, рубили по ночам провода полевых телефонов немцев, потом деникинцев, и во время восстания против немцев насыпали глиной мешки для заграждений.
Учился я в высше-начальном училище и 2 класса его окончил, затем 2 года в трудовой школе. Это были годы войны и голода, и особых знаний приобрести не удалось. В 1922 году (мне было тогда 14 лет) поступил учеником разметчика в мастерские им. Тимирязева и профессиональную школу того же имени.
В 1924 г. закончил обучение, поступил разметчиком в котельный цех завода им. А. Марти, где проработал до 1927 г., т.к. был выдвинут в качестве активного рабкора на работу завотделом рабселькоров редакции «Красный Николаев». С работой я справлялся, и она была отмечена на Всесоюзном совещании рабселькоров, но был слишком молод и тяготился тем, что не завершил свою квалификацию. Ушел снова на завод. Начальник котельной Фогель (впоследствии оказавшийся вредителем) отказался принять меня в цех, прямо заявив, что рабкоры ему не нужны. Я поступил с 1 января 1928 г. в судостроительный цех (док) завода Марти разметчиком, был бригадиром по разметке первых советских подлодок, и поныне благополучно плавающих в Черном море. Все же, после того, как в 1928 г. я был послан на Всесоюзное совещание рабселькоров и был принят в числе 50 делегатов т. Сталиным, мне на заводе работать не дали и выдвинули прямо из цеха зав. агитпропом окружкома ЛКСМУ. В заводе же я был секретарем ячейки дока и редактором общезаводской многотиражки, которую организовал на заводе с помощью парткома. В эти годы, а особенно в 1927 г., вел активнейшую борьбу с троцкистами, как на собраниях, так и в печати.
Зав. агитпропом и 2 месяца в.и.о. секретаря окружкома я проработал до 1930 г.
В 1930 г. был выдвинут на работу редактора пионерской газеты Украины «На змину» и зампредом ЦБ ДКО. Проработал несколько месяцев и был передвинут на работу зам. редактора газ. «Комсомолец Украины», работал месяц редактором. Осенью того же года, в октябре, был выдвинут завотделом образования и быта и членом бюро ЦК ЛКСМУ.
В 1932 г. при создании на Украине областей был утвержден первым секретарем Днепропетровского обкома ЛКСМУ. Донбасс в область объединен еще не был, и через полгода, во время тяжелого угольного прорыва, я был утвержден зав. производственно-техническим отделом ЦК ЛКСМУ преимущественно по руководству работой комсомола в Донбассе.
С января 1933 г., после решения ЦК ВКП(б) о сельском хозяйстве Украины и приезда т. Постышева, был утвержден зав. сельхозотделом ЦК ЛКСМУ. В ноябре был избран секретарем ЦК ЛКСМУ по военной работе. Однако в связи со снятием руководства Донецкого обкома был в конце ноября послан первым секретарем Донецкого обкома ЛКСМУ. Работал я с 1933 г. по 1935 г. За эти 2 года под руководством обкома партии и ЦК ВЛКСМ удалось вытянуть Донецкую организацию из самых отстающих в самые передовые, и она была награждена орденом Ленина. Одновременно я был выдвинут на работу в ЦК ВЛКСМ, где и работаю по сей день в качестве зав. отделом пионеров и членом бюро ЦК ВЛКСМ.
На выборной работе был в последние годы членом бюро Днепропетровского и Донецкого обкомов партии, состою членом ЦИК УССР, членом Президиума ЦС Осоавиахима. Был делегатом 17-го съезда ВКП(б) и 7-го съезда советов.
Награжден золотыми часами и самолетом от Ворошилова, боевым оружием ГПУ УССР тов. Балицким, ценным подарком Реввоенсовета Черного моря, грамотой и велосипедом от ВСФК.
В комсомоле с 1924 г. В партии с 1929 г. Рожден в 1908 году.

В. Мускин
13-1-36 г.

Справка из Книги памяти жертв политических репрессий (Расстрельные списки, Москва 1935-1953, Донское кладбище (Донской крематорий)):
Мускин Василий Антонович
Родился в 1908 г. в Николаеве, украинец, из рабочих, член ВКП(б), образование среднее, зав. отделом в редакции газеты «Известия» ЦИК СССР. Жил в Москве: ул. Серафимовича, д. 2, кв. 494.
Арестован 22 июля 1937 г. Приговорен к расстрелу 25 ноября 1937 г. ВКВС СССР по обвинению в антисоветской агитации. Расстрелян 26 ноября 1937 г.
Реабилитирован 8 сентября 1956 г. ВКВС СССР.