Введите Ваш запрос и нажмите Ввод

About the Author

admin

Борис Михайлович Иофан (1891-1976)


Борис Михайлович Иофан  – один из крупнейших и лучших советских зодчих – родился в 1891 г. в Одессе. Там же прошло и его детство. Еще мальчиком Иофан увлекается рисованием  и решает в будущем стать живописцем. В 12 лет он поступает на живописное отделение художественного училища. Позже, под влиянием товарищей, Иофан переходит с живописного на архитектурное отделение. В 1911 г. он заканчивает училище и получает диплом об окончании курсов и звание техника-архитектора. По отбытии военной службы Иофан практикует в Петербурге подмастерьем у известных архитекторов А.О. Таманяна, И.И. Долгинова, частично работает у своего старшего брата Дмитрия. Изучая произведения русского классицизма, молодой архитектор мысленно все больше обращался к истокам архитектуры.

В 1914 г. Иофан уезжает в Италию, в которой пребывает 10 лет. Окончание художественного училища дало Иофану право поступить сразу на третий курс Высшего института изящных искусств в Риме. Большой след в жизни Иофана оставил архитектор Армандо Бразини, его будущий соперник в конкурсе на проект Дворца Советов в Москве. В 1916 г. Иофан успешно заканчивает Высший институт изящных искусств и начинает работать самостоятельно. Он много строит в Италии (Рим, Аквиль, Тиволи, Тоскана и др.). Затем заканчивает курс в Высшей инженерной школе. В 1921 г. вступает в итальянскую компартию.

В 1924 г. Иофан возвращается в СССР. Его привозит в Москву А.И. Рыков, с которым он познакомился в Риме. Рыков находился в Италии на лечении после перенесенного инфаркта. Он предлагает Иофану строить новую советскую жизнь, новую социалистическую архитектуру – радостную, величественную и помпезную. Иофана заинтересовало это предложение прежде всего потому, что он мечтал строить крупномасштабные общественные сооружения и в реалиях советской действительности ему открывались заманчивые перспективы.

Борис Иофан стал крупной и значимой фигурой советского зодчества. В Москве по его проектам были построены удобные и функциональные жилые дома, общественные и учебные заведения. Первым жилым комплексом, построенным в Москве, стали дома на Русаковской улице (1925 г.) с прекрасной экономичной планировкой квартир и гармоничным экстерьером.

Крупнейшим реализованным замыслом архитектора стал комплекс Дома ЦИК и СНК СССР на Берсеневской набережной (1927-1931). Это сооружение является важной вехой на творческом пути зодчего. Возведенный в эпоху увлечения идеей домов-коммун, этот дом существенно отличался от них. Он содержал в себе, кроме жилья, большое количество пристроенных общественных помещений: клуб с театральным залом (ныне театр Эстрады), самый большой тогда в Европе кинотеатр «Ударник» на 1600 зрителей, универмаг с продуктовым и промтоварным отделениями, столовую, спортзал, библиотеку, механическую прачечную, почту и сберкассу. Дом имел на себе отпечаток времени, выраженный в аскетизме внешнего облика. Тогда господствовал строгий и лаконичный конструктивизм, отличительными чертами которого были простые, логически геометризованные формы. Мрачно-серые стены создавали впечатление несокрушимой мощи, подавляющей своим величием, что явно выделяло это сооружение среди построек позднего конструктивизма и, очевидно, должно было вносить в архитектурный образ дома некий признак могущества и несокрушимости власти, которой он принадлежал. Некоторое разнообразие в это вносили фонтаны, размещенные архитектором во внутренних дворах комплекса, в память о его пребывании в Италии.

На участке более трех гектар, ограниченном Берсеневской набережной, улицей Серафимовича и обводным каналом, на трех с половиной тысячах свай было возведено около полумиллиона кубометров жилой и общественной площади, что даже по сегодняшним масштабам является огромным строительством. В доме было 505 квартир, в которых было все для удобного проживания. Дом Правительства был первым и последним объектом элитного жилья, к которому применимо определение – простой, аскетичный объем. Все, последовавшие за ним, дома для советской элиты были тесно связаны с изменившейся творческой направленностью советской архитектуры, взявшей курс на освоение классического наследия.

Главной темой творчества Бориса Иофана было проектирование монументально-грозного и величественного Дворца Советов, который должен был встать практически напротив «Дома на набережной» на месте взорванного в декабре 1931 года Храма Христа Спасителя. Идея создания ДС была предложена С.М. Кировым в 1922 г. на первом Всесоюзном съезде Советов. Выигравший на Международном конкурсе проект архитекторов Б. М. Иофана, акад. В.А. Щуко и проф. В.Г. Гельфрейха был одобрен Правительством в 1934 г., а окончание сооружения по постановлению XVIII съезда партии намечалось на 1942 г.

Размеры здания потрясали всякое воображение – высота 416 метров, вес 2 млн. тонн, общий объем 7 млн. кубометров, что примерно равнялось сумме объемов 6 (!) знаменитых нью-йоркских небоскребов.

Разработка проекта продолжалась до конца 1930-х годов. Строительство было начато в 1937 г., и к 1939 г. были закончены фундаменты высотной части постройки. В 1940 – первой половине 1941 гг. началась установка стального каркаса, для которого была разработана специальная высококачественная сталь с маркировкой «ДС». Для строительства Дворца Советов был создан Московский камнеобрабатывающий комбинат, благодаря которому впоследствии одета в гранит была вся Москва (мосты, высотные дома, новый Храм Христа Спасителя, метро). «Дворец Советов будет стоять точно таким же, каким мы увидим его в ближайшие годы. Столетия не оставят на нем своих следов. Мы выстроим его таким, чтобы он стоял, не старея, вечно», – писал Н. Атаров.

После войны стало ясно, что с таким огромным проектом не справиться. Кроме того, в облике Дворца необходимо было увековечить и победу в войне. Работа коллектива под руководством Иофана была продолжена: предлагалось множество решений, в том числе и уменьшение высоты здания. Проектирование прервал объявленный в 1956 г. Всесоюзный конкурс на новый проект ДС, сооружение которого предполагалось на юго-западе столицы, но так же не было осуществлено. Последний гвоздь в гроб ДС был забит в 1957 г., когда станцию метро «Дворец Советов» переименовали в «Кропоткинскую». На фундаментах ДС был построен самый крупный в Европе открытый бассейн «Москва».

Борис Михайлович, будучи автором такого гиганта, высказывал мысль о поддержке этой мощной вертикали зданиями-спутниками, которые придавали бы Москве силуэт не плоскостного города, а города с живописным высотным силуэтом. Дело в том, что в начале 20-х – конце 30-х гг. XX века в Москве было снесено огромное количество церквей и колоколен, которые выражали собой очень красивый «живой» силуэт. В связи с разрушениями Москва его утратила и превратилась практически в «плоскостной», «целинный» город. Поэтому роли высотных зданий, поддерживающих доминанту ДС, придавалось огромное значение. Помимо рельефной, идеологической, они выполняли также и топографическую функцию. Каждое здание являло собой ориентир в городской среде. Таким образом, появлению высотных зданий мы обязаны и Иофану.

В то время упорно продвигалась перспектива развития Москвы на юго-запад (в частности, Воробьевы горы). Это очень выгодная точка, работающая на всю Москву. Недаром именно на Воробьевых горах архитекторы хотели осуществить свои самые масштабные и грандиозные проекты (Л. Витберг – Храм Христа Спасителя, Н. Ладовский – Красный стадион, И. Леонидов – Институт библиотековедения им. Ленина). Первой и самой грандиозной из всех высоток утвердили здание гостиницы на Воробьевых горах (позже проект трансформировали в здание МГУ, но идея, заложенная в нем изначально, сохранилась). Эту работу поручили Иофану, так как он возглавлял трест по строительству высотных сооружений (Управление ДС). Чтобы подчеркнуть масштабность здания и его влияние на город, Иофан проектирует его над самой бровкой Москва-реки, то есть у самого края Воробьевых гор. Такое решение не понравилось Сталину, но Иофан долго и упорно продолжал его отстаивать. Это было роковой ошибкой. В 1947 г. проект Иофана передают коллективу во главе с ленинградцем Львом Рудневым. Здание построили в первоначально установленные сроки (открытие 1.09.1953 г.) практически в задуманном Иофаном виде. Много позже ответственный секретарь комиссии по строительству ДС, друг и соратник Бориса Иофана, автор замечательной монографии об архитекторе Исаак Эйгель рассказывал, что проект не утвердили потому, что под выбранным Иофаном местом проходили важные правительственные коммуникации.

Третьим наиболее значимым сооружением в биографии мастера был великолепный, поразивший весь мир своей мощью и колоритом, динамикой и порывом, своей внутренней энергией павильон СССР на Международной выставке в Париже 1937 г.. На выставке павильоны СССР и Германии располагались один против другого, демонстрируя политическую конфронтацию двух держав в пространственном образе. Они были похожи на двух боксеров, готовых сойтись в смертельной схватке. Советский павильон уже строился, когда автор павильона Германии Альберт Шпеер только приступал к проекту. Подкупив французских служащих, он проник в помещение, где работал Иофан. Шпеер писал: «При посещении Парижа я случайно забрел в помещение, где находился скрывавшийся в тайне проект советского павильона. На высоком пьедестале триумфально шагали две фигура, как бы наступая на наш павильон. Тогда я запроектировал кубическую массу, расчлененную тяжелыми пилонами, которая должна была казаться останавливающей этот натиск, в то время как с карниза взирал сверху вниз на русскую пару орел со свастикой в когтях». В этом тексте интересно описание не только формы («кубическая масса»), в которую выливалось соперничество, но и явно казавшееся Шпееру естественным перенесение соревновательности за пределы формирования художественных ценностей и культурных значений. В сопоставлении павильонов у Шпеера преобладали мотивы, связанные с политической конфронтацией. Показательно, что оба архитектора – Иофан и Шпеер – получили Золотые медали от организаторов, озабоченных тем, чтобы сохранить мир и не создавать напряжение между двумя могущественными государствами. Бросалось в глаза похожесть архитектурного облика павильонов, их мощный демонстративный характер. Наш павильон безусловно был лучше. Это было сооружение, запроектированное на одном дыхании, реализация первоначального эскиза, что для «вариантщика» Иофана было скорее всего единственной постройкой такого рода. «Неудержимый динамизм художественного решения», «сгусток рвущейся вперед и вверх энергии», «символ нового мира» – так отзывались о павильоне. Это была победа, триумф, радость. «Этот экспонат останется в памяти участников ЭКСПО-37 так же, как Эйфелева башня на этой же выставке 1889 года» (Д. Аркин). Павильон Иофана – воплощение единого целого двух искусств. Архитектура и скульптура сливались воедино. Вера Мухина говорила: «Тут надо было найти такое равновесие и соподчинение, чтобы здание и скульптура одно без другого не могли существовать… Торжественную поступь (придуманную Иофаном), я превратила во всесокрушающий порыв». Много труда, сил, нервов стоила Вере Игнатьевне ее скульптура. При ее установке в 1939 г. на 10-метровый постамент перед главным входом на ВСХВ скульптура во многом проиграла. Ведь павильон был высотой в 24 метра. «Статуя ползает по земле, все точки зрения и композиционные эффекты уничтожены», — негодовала Мухина. Оба – Иофан и Мухина – переживали это до конца своих дней и добивались установки скульптуры на более высоком уровне. А павильон СССР до сих пор стоит в Париже.

Смерть настигла Бориса Иофана за чертежной доской, на которой была наколота калька с эскизом пьедестала скульптуры «Рабочий и колхозница». Это случилось в марте 1976 года.

Почти полвека он шел рука об руку со своим другом, супругой и музой Ольгой Фабрициевной Иофан. После ее смерти он вспоминал о ней самыми теплыми словами: «Есть люди, которые не занимаются непосредственно творческой работой, по их проектам не сооружаются дома, они не делают открытий в науке, но у них есть замечательный талант строить жизнь других, создавать атмосферу для большой творческой работы. Таким талантом обладала Ольга Фабрициевна…».

В основу материала легла следующая литература:

1.     И.Ю. Эйгель, «Борис Иофан», М. 1978 г.
2.     О.П. Воронова, «В.И. Мухина», М. 1976 г.
3.     Материалы научной конференции «Випперовские чтения – 1996», М. 1996 г.:
–А.В. Иконников, «Утопия в архитектуре между двумя мировыми войнами»
–Б. Шульц, «Особый случай» или логика развития?»
4.     Н.Ш. Сагоян, «Иллюстрированный словарь архитектурных терминов и понятий», Волгоград, 1999 г.
5.    П.А. Дружинин, «Дворец Советов. Проект академика Щусева», М. 2001 г.
6.     Н.С. Атаров, «Дворец Советов», М., 1940 г.
7.     И.С. Чередина, «Московское жилье конца XIX – начала XX века», М. МАРХИ, 2004 г.
8.     М.П. Коршунов, В.Р. Терехова «Тайны и легенды Дома на набережной», М. «Слово», 2002 г.
9.     Лекционные материалы ГНИМА им. А.В. Щусева

Сергей Баклашов

Здания, спроектированные Б.М. Иофаном

1925 г. – Русаковская ул., 4 (9 трехэтажных секционных дома);
1927 г. – Московская сельскохозяйственная Академия им. Тимирязева
(ул. Верхняя, 4а, химический факультет и 12-й учебный корпус);
– опытная станция при Химическом институте, ул. Обуха, 10;
1928-31 гг. – 1-й Дом ЦИК и СНК СССР («Дом на набережной»);
1929-34 гг. – санаторий «Барвиха»;
1931 г. – проект Дворца Советов;
1937 г. – павильон СССР на Международной выставке в Париже
(скульптор – В. Мухина);
1939 г. – павильон СССР на Международной выставке в Нью-Йорке;
1938-44 гг. – станция метро «Бауманская»;
1944-47 гг. – лабораторный корпус Института физических проблем АН СССР;
лаборатория академика П.Л. Капицы;
– реконструкция и восстановление Театра Вахтангова;
– проект восстановления городов Новороссийска и Сталинграда;
1947-48 гг. – работа над проектом высотных зданий, нового здания МГУ;
1962 г. – Институт физической культуры (Сиреневый бульвар, 4) – последний дом, построенный Иофаном.

Василий Мартемьянович РЮТИН (1910-1938)


Рютин Василий Мартемьянович – сын Мартемьяна Никитовича Рютина. М.Н. Рютин возглавлял группу «Марксистов-ленинцев» и вошел в историю как один из немногих сопротивлявшихся Сталину, как коммунист, впервые назвавший Сталина «злым гением русской революции». Ему не было и 50 лет, когда он был обвинен в оппортунизме, арестован и расстрелян по личному распоряжению Сталина (в 1937 году). Его единственная оставшаяся в живых дочь долгие годы потом вела борьбу за реабилитацию имени отца. Жена Мартемьяна Никитовича в 1947 году пропала в одном из лагерей Караганды. Сын Виссарион сослан в лагерь в Средней Азии и там расстрелян.
Старший сын – Василий – родился в деревне Верхнее Рютино на Ангаре, а затем вместе с отцом и всей семьей после фронтов Гражданской войны, Сибири, Дагестана и пр. в 1924 году оказался в Москве. Учился сначала на кузнеца в ФЗУ, где и познакомился со своей будущей женой, было им лет по 14-15. Поженились они очень рано, лет в18. Василий окончил МАИ, был очень способным, даже читал лекции студентам младших курсов, будучи еще сам студентом. В семье родились дети – Артем и Татьяна. Был Василий человеком очень разносторонним, много читал, много знал, играл на различных музыкальных инструментах, занимался спортом.
После института работал на дирижаблестроительном заводе в Долгопрудном, был начальником расчетной группы. Когда его отца посадили, Василия уволили с завода, исключили из партии, и он какое-то время работал молотобойцем. В феврале 1938 года, когда его дочери был один месяц, его арестовали и в сентябре расстреляли. В «деле», которое прочитала его дочь, его обвиняли в том, что он был вредитель, террорист, правый троцкист и итальянский шпион. Жене сообщили, что ему дали 10 лет без права переписки, что означало смертный приговор. Однако это было тогда неизвестно, и жена продолжала его ждать.
Мать жены Елена Федоровна Владимирская прилагала все усилия, чтобы что-то сделать, но всех ее связей хватило только на то, чтоб узнать правду, т.е., что его уже нет в живых. Василия реабилитировали в 1956 году, причем о его реабилитации хлопотала Елена Федоровна. В деле есть несколько ее писем в защиту зятя. В то время многие отрекались от родителей, жен, мужей и т.д., поэтому надо было иметь большое мужество и благородство и даже смелость, чтобы не побояться вступиться за мужа дочери.

Рютин Василий Мартемьянович
Родился 1.01.1910 в селе Шивера Иркутской губ.;
русский; образование высшее; член ВКП(б);
Инженер в конструкторском бюро.
Проживал: Москва.
Приговорен: ВК ВС СССР 20 сентября 1938 г.
Место захоронения – Москва, захоронен в «Коммунарке».
Реабилитирован 30 мая 1956 г. ВК ВС СССС.
Источник: Архив НИПЦ «Мемориал», Москва

Илья Ефимович РАВКИН (1910-1982)


Мой отец Илья Ефимович Равкин родился в наибеднейшей семье 22 июня 1910 года (вот такое совпадение с началом войны, он не смог отметить свой день рождения в 1941-м) в Симферополе. Туда в самом конце 19 века его отец, то есть мой дед, перебрался из Мелитополя в поисках работы. Женился, пошли дети, их было четверо: старший брат 1901 года, второй брат – 1906 года и сестра 1912 года. Родители умерли рано, в середине двадцатых годов.
Отец уже с 14 лет работал курьером, не успев окончить школу. Удалось, кажется окончить только 7 классов. Одно время жил и работал у старшего брата в Харькове. Затем в 1931 году перебрался в Москву, окончил курсы сварщиков и в дальнейшем работал на автозаводе имени Сталина, одновременно занимаясь в вечерней школе. В 1935 году он поступил в Московский юридический институт. Как и в предыдущие годы, жил в общежитии.
В 1940 году он успешно окончил Институт и был направлен на работу консультантом правового отдела в Управление делами СНК СССР. Ему была выделена восьмиметровая комната в Доме Правительства (20-й подъезд, кв. 403). Ровно 70 лет тому назад 17 февраля 1941 года он женился на моей матери, Марии Петровне, 1917 года рождения, к тому времени уже закончившей Институт народного хозяйства по специальности “товароведение” и работавшей в универмаге на Серпуховке. Сохранились фотографии весьма скромной свадьбы. Ее отец (и мой дед) приехал в Москву с моей бабушкой в 1901 году и устроился, кажется, слесарем на Белорусский вокзал. А до этого они жили в Рязанской губернии, в селе Гусь Железный, в котором находился известный еще с 18 века железоделательный завод Баташева. У бабушки было семеро детей, но трое умерло в раннем возрасте. Старший брат всю жизнь проработал водителем, второй брат работал на авиационном заводе, старшая сестра работала кассиром на вокзале. Бабушка дожила до преклонных лет (92 года), а мама умерла совсем недавно, ей был 91 год.
Осенью 1941 года мой отец был призван в армию, на Западный фронт, где пробыл до 1944 года.
А в Москве в октябре 1941 года жильцы Дома Правительства были отселены (были заминированы мосты через Москву-реку), отец уже был призван в армию, и мама переехала на квартиру бабушки, конечно, коммунальную, на 1-й Брестской улице. А затем случилась весьма необычная история. Решили уехать из Москвы на родину бабушки в Рязанскую область, вместе со старшей сестрой и ее сыном. Каким-то образом туда добрались по железной дороге и по Оке, но затем, по рассказам матери, решили возвращаться в столицу, чтобы в моей будущей метрике в графе “Место рождения” стояло слово “Москва”. То есть в октябре потоки людей двигаются на Восток, а женская троица с семилетним мальцом и двумя женщинами на сносях рвется обратно в столицу. В результате 16 ноября 1941 года, в не самое лучшее время, я и появился на свет, как рассказывала мать, в родильном доме на Миуссах, в бомбоубежище. Прожили мы у бабушки до 1943 года, потом, судя по датам на печатях открыток, посланных отцом с фронта – а мать хранила их всю жизнь – вернулись в Дом Правительства. Туда жителей стали возвращать уже в 1942 году.
Отец был на фронте до 1944 года, видимо, из-за тяжелой контузии, по которой ему в дальнейшем оформили инвалидность в связи с заболеванием, полученным во время боевых действий. Все эти три военных года он работал по своей основной профессии, то есть военным следователем дивизии, а затем корпуса. Вернулся в Москву в звании капитана, был награжден медалью “За боевые заслуги”. Чисто военных воспоминаний у меня в памяти почти не сохранилось, да и отец особенно не делился, хотя мы в детстве и просили рассказать его о военных приключениях и подвигах. Он обычно отшучивался: из пушек не стрелял, танков не подбивал, но вот из окружения выходил, и контузию получил, в результате которой лежал в госпитале.
После возвращения отца в 1945 году нам предоставили тридцатиметровую комнату, расположенную в той же квартире № 403. В 1946 году родился мой младший брат. В дальнейшем Илья Ефимович работал там же, где и до войны, – в Управлении делами Совета Министров СССР. В 1949 году в звании майора юстиции был демобилизован. Трудно сейчас выяснить причину этого, но, возможно, все дело было в его национальности. Времена были самые жестокие в этом смысле.
1 ноября 1951 года мы переехали в другую квартиру, тоже коммунальную, в район Покровского бульвара, на Малый Вузовский переулок, теперь ему вернули старое название – Малый Трехсвятительский, рядом со старинной церковью Трех Святителей. В церкви тогда обитали люди. Нашей семье были предоставлены две смежные комнаты. Конечно, нельзя было и сравнивать условия жизни, старые и новые: теперь печное отопление, вечные протечки крыши и т.д. Но жизнь продолжалась.
Умер отец в 1982 году.

Виктор Ефимович Равкин

Григорий Авксентьевич ПОТЕМКИН (1910-1991)


Сейчас ему было бы 100 лет. Он родился на Украине в Корсунь-Шевченсковском 18 августа 1910 года. Происхождение своей звучной фамилии он никак не объяснял. Всю жизнь отдал авиации, точнее, авиационной промышленности. Начинал, как и многие другие, в летной школе, в Каче. Но летал недолго, и после аварии (его самолет горел) он поседел, перешел в авиапромышленность, став, как тогда было принято говорить, дипломированным инженером, позднее защитил кандидатскую. Где-то в начале тридцатых годов прошлого века его с группой молодых специалистов направили во Францию на стажировку. По возвращении странным образом не посадили. Во время войны он вначале работал на эвакуированном в Казань авиационном заводе. В 1944-45 гг. был командирован в Германию в звании полковника ВВС для выполнения деликатной миссии, а именно – подготовки к отправке в Советский Союз захваченной на севере страны (г. Росток) немецкой авиационной техники и некоторого числа специалистов для ее монтажа и возможного использования на советских предприятиях. Эти места на берегу Балтики, ставшие потом курортными, были известны как район концентрации знаменитых в ту пору заводов авиаконструктора Хенкеля, оснащенных первоклассным оборудованием, обслуживавшихся подземными аэродромами и испытательными площадками, тоже расположенными глубоко под землей. Кстати, то же самое, может быть, в больших масштабах, делали в своих оккупационных зонах американцы и англичане – так с помощью знаменитого фон Брауна у них появились вскоре отличные ракеты.
В общем, этот период в жизни Григория Авксентьевича был, несомненно, необыкновенно интересным, о чем он вспоминал всю оставшуюся жизнь.
Наступил 1947 год, срок командировки истек, он вернулся в Москву, где многие годы занимался развитием и усовершенствованием авиационной технологии и прежде всего моторостроением, работал главным инженером ведущего авиазавода, руководимого тогда видным генеральным конструктором академиком А.М. Люлька. Параллельно он преподавал, постоянно консультировал многих известных руководителей Министерства авиационной промышленности, Гослана и т.д.
В 60-е гг. его назначили главным советником правительства КНР по делам авиационной промышленности. Позднее, в период сближения СССР с Индонезией, – выполнял подобную же работу в Джакарте.
Когда было принято решение о создании Комитета госстандарта, он стал одним из его основателей и ведущим сотрудником.
Всюду, где он работал, пользовался большим уважением и симпатией своих коллег. Интересно, что к нему тепло относились даже немцы, которых он вывез в Союз из Германии. Наверно, потому, что он неизменно старался помочь всем, кому мог.
Стал автором многих публикаций по своей тематике. Имел немало правительственных наград.
Умер в ноябре 91-го года при тяжелой операции по ампутации ноги.

А.А. Лебедев

Нина Дмитриевна ПАРИНА (1910-1995)


Нина Марко родилась в 1910 г. в Казани в семье Дмитрия Мильтиадовича Марко, в дальнейшем профессора, многие годы возглавлявшего кафедру органической химии в Пермском государственном университете.
С юных лет Нина была изумительно красива, однажды ее портрет украсил обложку иллюстрированного казанского журнала. Вот что пишет ее внук, Василий Анатольевич Логинов:
         «В молодости она была очень красива. Ее фотография в девятнадцатилетнем возрасте всегда находилась в спальне напротив кровати деда. И каждый раз, когда он просыпался, его глаза останавливались на портрете… Стык в стык к бабушкиному фотопортрету висела репродукция боттичеллевой Венеры, и линии женских лиц повторялись, совпадали, сливались, и при долгом взгляде казалось, что одно изображение просто переходит в другое, из двух ликов рождается третий, удивительной, почти неземной, красоты». 
Впервые Нина Марко увидела Василия Парина еще в школьном возрасте и потом не раз видела этого симпатичного молодого человека, сидевшего на скамеечке там, где проходил ее путь после уроков домой.
Научная деятельность Василия Парина (1903-1971) началась в студенческом возрасте, во время учения на медицинском факультете Пермского университета: здесь была выполнена первая экспериментальная работа, увидевшая свет в год двадцатилетия автора. А в Казани Парин был уже в аспирантуре. По-настоящему Нина Марко и Василий Парин познакомились в городе Перми, на Заимке: она, окончив школу, приехала к отцу, а Василий Васильевич перевелся в аспирантуру Пермского университета. Здесь, на Заимке, в доме, где жили профессора, молодежь устраивала вечеринки, танцевала, музицировала, здесь завязывались романы, появлялись новые семьи.
Свадьба состоялась в городе Казани. После свадьбы молодые поехали из Казани в Пермь на пароходе. Василий Логинов пишет: «Она, Нина Дмитриевна Марко, мама, баушка и просто Митревна, всегда для нас была самой большой победой академика Парина». В Перми у Париных родилась в 1931 году дочь Нина – «Нина-младшая». Василий Васильевич, хотя и ждал, как все отцы, первенца-сына, но, «увидев дочь, смирился». Спустя годы в письмах признавался, что влюблен в нее по уши. Осенью 1932 года на свет появился второй ребенок – Коля. В 29 лет Парин стал заведующим кафедрой физиологии в Пермском университете.
С 1933 по 1941 года Василий Васильевич заведовал кафедрой физиологии Свердловского мединститута – здесь ему удалось создать свою школу, свое направление в отечественной медицине. В это время были проведены исследования рецепторного поля легочных сосудов, до сих пор считающиеся классическими, открыт «рефлекс Парина», написана монография, принесшая автору ученую степень доктора медицинских наук.
В 1936 году у Париных родился сын Вася.
В Свердловске Нина Дмитриевна и Василий Васильевич решили, что их союз будет прочнее и полнее, если она станет ему помощницей в его научных делах. Ее отец Дмитрий Мильтиадович Марко, ученик знаменитого немецкого органика Эмиля Фишера, страстно мечтал о карьере химика для дочери. Но она оставила учебу на химическом факультете, перешла на медицинский, чтобы иметь возможность помогать мужу в трудоемких физиологических экспериментах. Наняв домработницу, совмещая материнство с учебой, окончила медицинский институт. В.В.Парин вел исследовательскую работу и исполнял административные функции – он был директором мединститута, ему катастрофически не хватало времени на докторскую диссертацию. Нина Дмитриевна взяла на себя подготовку всех его экспериментов. (Кстати, отец Василия Васильевича, Василий Николаевич Парин, также страстно мечтал о другой карьере для сына – он хотел, чтобы его сыновья стали, как и он, хирургами).
В 1941 году семья переезжает в Москву.
Московский период научной деятельности Парина разделился на две неравные части: 1941-1947 гг. и 1953-1971 гг. Разумеется, военные годы не способствовали прогрессу фундаментальной науки, и в сороковые годы Парин, как директор Мединститута, замнаркома здравоохранения и академик-секретарь вновь созданной Академии медицинских наук СССР, больше занимался организационной деятельностью – на этом поприще он был не менее «эффективен», чем в сфере чистой науки.
В Москве, в 1944 году родился четвертый ребенок — младший сын Алеша.
Научная деятельность Парина была прервана в 1947 году, вскоре после возвращения из научной командировки в Америку. Он был арестован в ночь с 17 на 18 февраля в квартире № в Доме Правительства и затем по прямому указанию Сталина объявлен «врагом народа». Жене и детям, к тому времени уже четверым, пришлось пережить ужас обыска, унижение от отвернувшихся от них соседей и знакомых. Здесь в доме, в Клубе Совета Министров и Верховного Совета (нынешний Театр эстрады), проходил так называемый «суд чести», где общественные обвинители клеймили позором «американского шпиона» Василия Парина. В кинотеатре «Ударник» шел фильм «Суд чести» по пьесе Александра Штейна.
Удар, нанесенный арестом Василия Васильевича, был очень тяжел для семьи. Нарушился весь уклад жизни. Их выселили из Дома Правительства, конфисковали имущество, на пятерых дали одну, правда, большую, комнату в Столешниковом переулке, в коммунальной квартире. Длинный широкий коридор, один туалет на всех, ванной комнаты нет. В длинный коридор выходило больше тридцати дверей комнат. В одной из них и жила долгое время Нина Дмитриевна с четырьмя детьми. Многие знакомые в те годы перестали с Париными общаться; пьесы, фильмы, газеты усугубляли боль… И в эти самые трудные годы она сохранила в семье такую атмосферу, что не только старшие дети продолжали уважать и любить отца, но и младшему Алеше, который почти не знал его, передались такие же чувства.
Когда-то, в первые годы их совместной жизни, Василий Васильевич был категорически против медицинской учебы жены, считая образование лишь помехой для дел домашних. Но после возвращения из заключения изменил свое мнение, поскольку именно благодаря медицинскому диплому Нина Дмитриевна смогла в годы разлуки устроиться на работу и кормить детей. Помогала Нине Дмитриевне и поддержка ее отца— и материальная, и моральная.
Все близкие отмечали в ней удивительную силу воли. Василий Логинов пишет о своей бабушке:
        «Это качество характера было у нее не врожденным, а возникло как ответная реакция на достаточно сложные жизненные ситуации. Жизнь ставила перед бабушкой много задач, при решении которых могли сломаться и сверхволевые представители мужского пола, но она выстояла… Чего, например, стоят семь лет с четырьмя несовершеннолетними детьми на руках? Когда не только сослуживцы, но даже брат осужденного мужа, перестают писать и общаться. И вокруг мрак неизвестности – где муж? Жив ли? И ты одна с четырьмя детьми. И каждодневная изнуряющая работа врачом-педиатром на вызовах. И ведь не просто вызовы, а посещения детей именно тех людей, которые недавно активно участвовали в травле мужа…
Семь лет без средств, без поддержки, в расчете только на собственные силы и возможности. А в итоге трое из четверых детей окончили школу и поступили в вузы. И позже все четверо стали как минимум кандидатами наук. Я думаю, что без бабушкиной волевой поддержки их судьба бала бы совершенно иной». 

Осенью 1953 года неожиданно для себя и тем более для семьи в комнату в Столешниковом переулке после семилетней разлуки вернулся пятидесятилетний старик с седой бородой, муж и отец, бывший академик-секретарь медицинской академии и бывший заключенный Владимирского централа…
Вернувшись в жизнь и в науку после смерти Сталина в 1953 году, Василий Васильевич Парин руководил многими крупными научными учреждениями. Он был директором Института нормальной и патологической физиологии АМН СССР (1960-65) и Института медико-биологических проблем Минздрава СССР (1965-69), заведующим Лабораторией проблем управления функциями организма человека и животных АН СССР (1969-71). Парин активно участвовал в организации и проведении медико-физиологических экспериментов на борту искусственных спутников Земли и космических кораблей. В 1966 году он стал академиком АН СССР. Был действиьельным членом Международной академии астронавтики (1964), почетным членом Академии наук СРР, Чехословацкого медицинского общества, Карлова университета в Праге и других зарубежных обществ и университетов. Был награжден многими орденами и медалями.
И радость, как когда-то и горе, делила с ним его верная спутница Нина Дмитриевна.
12 апреля 1961 года он был на Байконуре. На вопрос внука, где дед, Нина Дмитриевна раздраженно ответила, что он в командировке. А через несколько дней он вернулся, привезя двух засушенных ящерок. Только много позже родные узнали, что ящерки были с Байконура. И что Юрий Алексеевич Гагарин брал с собой в кабину несколько конвертов с листками, на которых мелким почерком Парина были написаны пожелания всем членам семьи. На синеватых конвертах было написано: «Космическая почта. Земля-Космос-Земля». Первой такой конверт получила Нина Дмитриевна.
Вскоре после возвращения – не с Байконура, а из Владимирского централа – Парины задумали строить свою собственную дачу. Порядком намучились, зато потом дачный участок стал предметом их общей гордости. Кроме традиционной земляники, Нина Дмитриевна развела здесь великолепный цветник — тюльпаны, нарциссы, гладиолусы разнообразных расцветок… А какие деревья они выращивали — маньчжурский орех, амурское бархатное дерево, белую акацию, магнолию, тую, китайский лимонник. Это был ботанический сад в миниатюре!
Внук В.А.Логинов вспоминает, что когда дед выступал в какой-нибудь телевизионной программе, он говорил:
        – Смотрите передачу. Когда я дотронусь до левого уха, знайте, что этот жест специально для вас. Я всегда помню о вас. Даже в студии перед телекамерами.
И мы все вглядывались в знакомое лицо на экране, … пока кто-нибудь не вскрикивал:
– Смотрите, смотрите! Он дотронулся!
А каждому из нас представлялось: – да-да, он подумал именно обо мне.
И тогда начинала улыбаться баушка Нина Дмитриевна… она-то знала совершенно точно, кому предназначался этот жест… 

Умер Василий Васильевич Парин в 1971 году.
Именно усилиями Нины Дмитриевны удалость сохранить почти все, что связано с именем ее мужа.

Она пришла в только что организованный музей дома на набережной в начале 90-х годов. С трудом поднялась на 2-й этаж в зал при домоуправлении, где мы тогда работали. Было плохо с сердцем. Мы принесли что-то сердечное выпить. Потом осторожно стали расспрашивать. Она назвала свое имя. Мы его знали, помнили. Она стала нашим другом, часто приходила к нам, принесла много материалов, в основном – о муже. Берегла память о нем. И тогда рассказывала, как вызвали ее к ребенку человека, в год ареста мужа написавшего гнусную пьесу – по ней тут же был поставлен фильм «Суд чести». Кажется, ребенок и болен-то не был. Человек пытался как-то загладить содеянное? Принесла нам эту пьесу – она хранится в музейном архиве Париных: знать надо имена не только достойных людей, надо знать и тех, кто позорит имя «Человек».

В апреле 2002 года в Институте медико-биологических проблем открылся мемориальный кабинет Василия Васильевича Парина. Но Нины Дмитриевны, которая так много сделала для сохранения памяти о муже, уже не было в живых. Она умерла в декабре 1995 года.
Остались дети (теперь трое: Василий Васильевич – младший умер в 2001 году), хранящие память о своих родителях, так любивших друг друга. У Нины Дмитриевны и Василия Васильевича Париных 8 внуков и 12 правнуков.
Несколько слов о детях Нины Дмитриевны и Василия Васильевича Париных:
Нина Васильевна Логинова (Парина), как пишет ее сын В.А.Логинов, «увлеклась микробиологией еще в институте, занималась в студенческом кружке, а потом ей довелось работать с человеком-легендой Чумаковым в институте полиомиелита, позже она стала доктором медицинских наук, профессором, заведующим лабораторией особоопасных инфекций в Институте вирусологии».
Николай Васильевич Парин — известный ихтиолог, член-корреспондент Академии Наук. Как пишет о нем племянник, «обладатель рационального ума дядя Коля, мужественный и волевой человек, по жизни больше молчун, чем говорун, переплававший весь земной шарик вдоль и поперек в бесконечных экспедициях за экзотическими рыбами, повидавший, наверно, все страны, входящие в ООН, является представителем уже почти вымершего племени ученых-систематиков. По моему глубокому личному мнению, в нем, как в каком-то идеальном сосуде, хранится квинтэссенция всех необходимых качеств представителя классической биологической науки. А качества эти, прежде всего, наблюдательность, склонность к накоплению фактов и аналитическое мышление в сочетании с энциклопедическими познаниями».
Василий Васильевич Парин, по воспоминаниям В.А.Логинова, «общительный и доброжелательный в детстве, … для меня таким и остался — солнечным и светлым». Как-то в детстве хотел сделать родителям приятное и вымыл пол мамиными духами «Красная Москва». Изо всех детей был самым хозяйственным и заботливым. А когда жили в Столешниковом, – «то денег принесет немного, то продуктов каких – грузчиком в магазинах подрабатывал». Он закончил 1-й мединститут, устроился работать в институт фармакологии, защитил кандидатскую диссертацию. В дальнейшем стал заниматься администрированием и управлением здравоохранения.
Алексей Васильевич Парин, младший сын, «до самозабвения поклонялся классическим музам…, о нем в шутку говорили, что на работу он ходил как в театр, а в театр — как на работу». Он защитил диссертацию и стал кандидатом биологических наук, но оставил первую профессию ради поэзии и театроведения.

        Этот рассказ о Нине Дмитриевне создан на основе книги ее внука Василия Анатольевича Логинова «Василий Васильевич Парин: семейный портрет» (Москва, издательство МАКС Пресс, 2006) и материалов Л. Мишлановой (Пермская энциклопедия).

Мария Петровна НЕСТЕРЕНКО (1910-1941)


Мария Нестеренко прожила всего 30 лет. Родилась она в августе 1910 года в поселке Буды недалеко от Харькова. Это была своеобразная столица фаянса на Украине.
От природы Мария была наделена красотой и сильным характером. По семейной традиции пошла работать на фаянсовый завод, где овладела тонкой и сложной профессией рисовальщицы. Была активной общественницей, спортсменкой, увлекалась музыкой. Надо сказать, что 30-е годы были годами становления авиации. Как и тысячи других юношей и девушек, Мария мечтала посвятить себя летной профессии. Она успешно оканчивает Харьковское авиационное училище, а затем Качинскую военную школу летчиков, и становится профессиональным пилотом-истребителем.
С присущей ей хваткой она осваивала боевую технику, совершенствовала летное мастерство. Шло и ее командирское становление: младший, старший летчик, начальник службы связи АЭ, командир звена, помощник командира эскадрильи. Служба на Украине, Дальнем Востоке, в России. За личные успехи в овладении боевой техникой и умелое руководство подразделениями была награждена орденами Красной Звезды и Трудового Красного Знамени.
В Киеве вела большую общественную работу. Там же, в цветущих каштановых садах на Соломенке, настигла ее любовь. Мария вышла замуж за однополчанина, красавца-москвича Павла Рычагова.
Павел Васильевич Рычагов с 1928 года связал себя с военной службой: летчик, командир авиаполка истреби-тельного отряда. Под именем Пабло Паланкара сражался в Испании на стороне республиканцев; в воздушных боях сбил шесть неприятельских самолетов. В конце 1936 года был удостоен звания Героя Советского Союза. В июне 1940 года ему было присвоено звание генерал-лейтенанта, и он был назначен заместителем, затем первым заместителем начальника ГУ ВВС РККА. В феврале 1941 года, тридцати лет от роду, был назначен заместителем Наркома Обороны СССР по авиации и Начальником Главного управления ВВС РККА.
В 1940 году Мария Нестеренко возглавила экипаж, совершавший дальний перелет из Хабаровска в Москву. После 22 часов 32 минут полет «Украины» (так назывался самолет), из-за сложившейся в связи с погодными условиями тяжелой и опасной ситуации, был прекращен в районе Кирова и … по каким-то мотивам «забыт».
Осенью 1940 года Нестеренко уже в звании майора была назначена на должность заместителя командира авиаполка особого назначения. В этой должности она была арестована на 4-й день войны. А Рычагов был арестован на два дня раньше – 24 июня 1941 года. Обвинялась Мария в «недоносительстве о государственном преступнике» Рычагове: «…будучи любимой женой Рычагова, не могла не знать об изменнической деятельности своего мужа…».
В ночь с 15 на 16 октября 1941 года центральный аппарат НКВД эвакуировался в Самару (тогда – Куйбышев). Туда же были вывезены и важнейшие подследственные. А вдогонку полетело распоряжение Берии: следствие прекратить, суду не предавать, немедленно расстрелять.
         «Акт. Куйбышев, 1941 год, октября 28 дня, мы, нижеподписавшиеся, согласно предписанию Народного комис-сара внутренних дел, генерального комиссара государ-ственной безопасности тов. Берия Л.П. от 18 октября 1941г. за № 2756/Б, привели в исполнение приговор о ВМН – расстрел в отношении следующих 20 человек осужденных: Штерн Г.М., Локтионов А.Д., Смушкевич Я.В., Савченко Г.К., Рычагов П.В., Сакриер И.Ф., Засосов И.И., Володин П.С., Проскуров И.И., Склизков И.О., Арженухин Ф.К., Каюков М.М., Соборнов М.Н., Таубин Я.Г., Розов Д.А., Розова-Егорова З.П., Голощекин Ф.И., Булатов Д.А., Нестеренко М.П., Фибих А.И. 
«Запомним дату: 28 октября 1941 года. Фашисты у стен Москвы, блокирован Ленинград, под пятой оккупантов Украина, Молдавия, Прибалтика, Белоруссия. Именно в этот день гремят заглушаемые моторами грузовиков залпы под Куйбышевым: уничтожаются ни в чем не повинные полководцы, командиры, создатели оружия. Трое гибнут вместе с женами. От своих. От с в о и х ?»
К этим словам Аркадия Ваксберга добавим, что Д.А.Булатов, Ф.И.Голощекин, А.Д.Локтионов, М.П.Нестеренко, И.И.Проскуров, П.В.Рычагов, Я.В.Смушкевич – жители Дома на набережной.
Сейчас под Самарой на месте расстрела установлен памятный знак, на котором начертано: «Установлен на месте захоронения жертв репрессий 30-40-х гг. Поклонимся памяти невинно погибших…».
Портреты Марии Нестеренко и Павла Рычагова посети-тели видят в музеях, в том числе в Центральной музее вооруженных сил, в музее «Дом на набережной», в заводском музее поселка Буды на Харьковщине (где родилась Мария). На здании школы в поселке Буды, где училась Мария, установлена мемориальная доска в ее честь.
Супруги Павел Васильевич Рычагов и Мария Петровна Нестеренко, венчанные небом «Король и Королева воздуха», бесстрашные асы, отдавшие авиации молодость, любовь и жизнь, вписавшие яркую страницу в историю ВВС, безвинные жертвы сталинизма, – навсегда останутся в благодарной памяти народа.

Виктор Афанасьевич Иванов

Нина Васильевна НАЗАРОВА (1910 – 1993)


Родилась под Самарой в селе Рождественское. Всю жизнь посвятила партийной работе, была активистом в пионерии, затем в комсомоле, в 1931 г. вступила в партию.
В 1934 г. вышла замуж за Леонида Генриховича Шварца, немца по происхождению. У них родился сын Юрий. Перед началом войны мужа объявили врагом народа, и, чтобы спасти семью, Нине Васильевне пришлось отречься от мужа. Сыну впоследствии Нина Васильевна дала свое имя. Муж был арестован, отправлен в Среднюю Азию и там погиб. Реабилитирован в 1959 г. После ареста мужа Нину Васильевну и ее сестру уволили с работы. Восстановили спустя несколько лет.
В 1951 г. закончила исторический факультет заочного отделения Куйбышевского пединститута. Работала секретарем райкома партии, занимала пост заместителя председателя Куйбышевского горисполкома. Была награждена многочисленными медалями и в 1960 г. – орденом Трудового Красного Знамени. В 1961 г. ушла на пенсию, но продолжала заниматься активной общественной работой: вошла в состав Комитета по защите мира и, наряду с Валентиной Терешковой и Дином Ридом, присутствовала на съезде Всемирного конгресса мира в Кремле в 1973 г.
В 1984 г. в связи с переводом сына на новую работу семья переезжает в Москву и селится в Доме на набережной.
28 апреля 1993 году Нины Васильевны не стало.

Бронислава Соломоновна МЕТАЛЛИКОВА (1909-1941)


Бронислава Соломоновна родилась на Украине, в городе Проскурове. Отец ее рано умер, и мать Эсфирь Иосифовна осталась с семью детьми. Броня была младшей. Много помогал матери старший сын Михаил, 1896 года рождения. Он в апреле 1917 г. вступил в большевистскую партию, руководил подпольными партийными организациями Украины в период борьбы с петлюровщиной, затем был комиссаром 14-й армии.
В дальнейшем Михаил Соломонович Металликов и вся семья переезжают в Москву. По предложению В.И.Ленина в 1921 г. М.С. Металликов был назначен начальником лечебно-санитарного управления Кремля. Окончил медицинский факультет Московского университета.
Бронислава Соломоновна в 1927 г. поступила в Мединститут, получила высшее медицинское образование. В дальнейшем работала врачом-эндокринологом в НИИ эндокринологии при Наркомате здравоохранения РСФСР. Вышла замуж за адвоката И.Ицкова, родила дочь Галю.
В 1933 г. М.С. и Б.С. Металликовы были участниками научной конференции по эндокринологии, проходившей в Париже. Там они – скорее всего, случайно – на улице встретили Л.Л.Седова, сына Л.Д.Троцкого. Ранее, недолго, Лев Львович был женат на Анне Самойловне Рябухиной, родной сестре жены Михаила Соломоновича Металликова.
Бронислава Соломоновна была очень красивой, а муж очень ревнивым. Семейная жизнь не удалась. Ушла с дочкой от мужа и жила в семье старшего брата. В середине 30-х годов Бронислава Соломоновна, разведясь с Ицковым, вышла замуж за Александра Николаевича Поскребышева, секретаря Сталина. Родила вторую дочку – Наташу.
Информация о встрече Металликовых с Л.Седовым, уже после развода Брониславы Соломоновны с её первым мужем, дошла до НКВД. А в 1937 г. против брата и сестры были выдвинуты ложные обвинения в связи с Троцким и в контрреволюционной деятельности. Все это послужило основанием для ареста (6.6.1937 г.) и последующего расстрела (31.3.1939 г.) М.С.Металликова. С Брониславы Соломоновны, благодаря хлопотам Поскребышева, обвинения были сняты с условием, что ее имя никогда больше не встретится в подобных делах.
Но в том же 37-м году, через 4 месяца после ареста брата, арестовали Асю Самойловну Рябухину – его жену. Бронислава Соломоновна писала письма Сталину и Берии с просьбами разобраться в их деле. Ей удалось только добиться, чтобы племянников Марину и Сергея не отправили в детский дом, а отдали на воспитание бабушке. Она много помогала матери и племянникам. В 1939 г., по настойчивой просьбе родственников, она пошла на Лубянку к Берии, просить его об освобождении брата. Её дальнейшая судьба остаётся неизвестной. Автомобиль, на котором она приехала, был отправлен обратно сотрудниками НКВД. Домой она не вернулась. На звонки Поскребышева Берия отвечал, что её увезли домой. Все попытки Александра Николаевича вызволить жену из рук Берии оказались безуспешными, а ему самому было рекомендовано найти новую жену.
Исчезла Броня, по свидетельству племянницы Марины, накануне майских праздников 1939 г. Марина Михайловна рассказывает: «Я с бабушкой обошла все тюрьмы и везде нам отвечали, что Бронислава Соломоновна Металликова в списках заключеных не значится». Документы следственного дела говорят, что её арестовали в 1940-м году и приговорили 22 сентября 1941 года к смертной казни. Ей были предъявлены те же обвинения, что и её брату. 13 октября 1941 года, при подходе немецких войск к Москве, её расстреляли. Прах её, по архивным данным ФСБ, захоронен в ямах-могилах Коммунарки, недалеко от Москвы.
10 октября 1957 года Бронислава Соломоновна Металликова была реабилитирована. Ее имя и имя М.С.Металликова вписаны в памятную плиту, которая установлена на могиле Аси Самойловны Рябухиной на Новодевичьем кладбище.

Мария Николаевна КУЛЬМАН (1910-1994)


Мария Николаевна Кульман-Михайлова прожила в «1-м Доме Советов» с ранней весны 1931 года и до начала 1937 года в квартире № 52 3-го подъезда.
Всего-то! Но «тень» этого дома падала на нее всю жизнь. Однако годы, проведенные в нем, были яркими и незабываемыми, «исчезнувшие» из него люди – хорошо знакомыми, а многие – и близкими. И Мария Николаевна, как могла, помогала активно своими воспоминаниями сотрудникам музея «населять дом», переписываясь с первым директором и создателем музея Тамарой Андреевной Тер-Егиазарян; приезжать ей уже было трудно. А мы, ее сестры, даже слышать о «Доме-на-набережной» не могли. В свою любимую Третьяковскую галерею я, работая на Моховой, ездила, делая огромный крюк, чтобы не мимо него…
«Потерянные якоря детства, с которых сорвало нас время, лежат в глубине прошлого и никого не ждут. Вернуться бы, стать на якоря детства на минуту-другую, и пусть судьба снова обманет», – написали Михаил Коршунов и Виктория Терехова в «Тайне тайн московских».
Что ж, меня и моих сестер Юлю и Надю, и Зою и Асю Копп, и, думаю, еще многих других, – вернули…
Одну из встреч устроили в начале 90-х годов в день моего рождения 13 сентября. Подозреваю, что Тамара Андреевна и Муся даже сговорились и подвинули день… Отказаться я не смогла и поехала…
Благодарна, бесконечно благодарна основательнице музея Тамаре Андреевне Тер-Егиазарян, всем сотрудникам и продолжателям ее важного человечного подвига, снявших с меня оковы молчания, разбивших их. Было не только моральное, а и чисто физическое ощущение освобождения: упал груз, камень с сердца. Смогла говорить и вспоминать…
Моей старшей сестре Марии Кульман, Мусе, как все от мала до велика ее звали, конечно, мой низкий поклон, любовь, уважение и восхищение. Прожила она очень трудную, суровую жизнь, оставаясь просто невероятным оптимистом, абсолютно бескорыстно помогавшим людям вокруг себя. Больше всего она, конечно, любила детей и была «медсестрой от Бога», как говорили в детской больнице. Многих она выходила и спасла от смерти. Ее талант раскрылся особенно в Отечественную войну. Она выхаживала гипотрофиков и туберкулезных больных малышей, годовалых, 2-х – 3-х-летних. После нее остался целый чемодан благодарных писем и детских фотографий от родителей спасенных ею детей из разных уголков страны.
Помогала Муся очень многим. Меня ей не разрешили оставить, хотя она и официально была назначена опекуном моей сестры Надежды и меня. Отправили в детдом в Малаховку. Но весной 1941 года я сильно заболела (крупозное воспаление легких) и меня с еще одной тяжело болевшей девочкой, Верой Мурашевой, отдли из детдома «для консультаций со специалистами» сестре. Нас она лечила, водила по врачам, в общем, выходила. Но началась война, и Муся вынуждена была нас вернуть в детдом. Осенью, при эвакуации детдома в Казахстан, я убежала к ней.Позже удалось оформить документ о «выводе Михайловой Р. к сестре-опекуну» и даже получить мне и Наде персональную пенсию Союзного значения до конца обучения. Это за маму.
Детдом был эвакуирован в Казахстан. Зоя и Ася Копп, тоже раньше жившие в доме, после ареста мамы и потом смерти бабушки попавшие в Малаховский детдом, в Казахстане окончили школу и в 1946 году приехали в Москву к Мусе. Она их, конечно, приняла и начала активно хлопотать о разрешении им учиться дальше в Москве. Жили мы все в Мусиной 14-метровой комнате на улице «-я Извозная (теперь Студенческая). РАзрешения Муся в конце концов добилась, но… в Подмосковье в учительский институтЧерез год Ася Копп все же сумела сдать экзамены и поступить в Институт тонкой химической технологии, но без общежития. И год мы втроем жили у Муси. Потом Ася получила место в общежитии, как отличница, и перешла туда.
А вскоре Зоя Копп вышла замуж, и в 1954 году у нее родился сын. Ему было 2 года, когда Зоиного мужа послали в Германию (он был офицер). Сынишка был нездоров, и его оставили у Муси и меня. Не помню уже, сколько, но более полугода он жил с нами. Конечно, основной груззабот и тревог был на Мусе. Муся относилась и к Зое и к Асе всегда как к близким и родным и много им помогала.
Я уж не говорю о себе, своих сестрах, – сколько тепла, заботы и труда она в нас вложила, а еще в моего сына Володю, которого фактически подолгу растила, т.к. и отец и мать его были геологи.
Ну вот, это, конечно, не биография, а все же портрет удивительно чуткого человека – моей сестры Муси.

        Мария Николаевна Кульман родилась в г. Москве 14 апреля (ст.ст.) 1910 г. в Центральной пересыльной тюрьме, где ее мать Надежда Ивановна Кульман-Тимофеева отбывала полуторагодичный срок наказания. Срок присудили годичный, но в связи со смертью годовалого сына ее отпускали на похороны, и срок продлили. В церкви Покрова Пресвятой Богородицы при Бутырской тюрьме новорожденного ребенка крестил известный священник о. отец Иосиф Фудель (1864-1918) и дал имя Мария – по политкличке матери «Маруся маленькая».
Через 10 месяцев при выходе Н.И. Кульман-Тимофеевой на свободу ребенка задержали, т.к. он не был указан в пропуске. Назирательница пошла обходить кабинеты, подписывая пропуск. Все переволновались: одеяльце ребенка было «нашпиговано» записками заключенных на волю. Написанные на тряпках, они были встеганы в одеяльце. Обошлось…
Родители Марии Николаевны – профессиональные революционеры, члены партии: мать с 1904 года, отец – с 1903.
Мать – Надежда Ивановна Ушакова (Тимофеева – ее партийный псевдоним), русская, из дворян, окончила в Минске гимназию, затем двухгодичные Высшие педагогические курсы при СанктПетербургском университете, позже в Москве – Бестужевские женские курсы. Свободно говорила и читала по-французски и по-немецки. Была педагогом, работала в МОНО. В 1930 году по состоянию здоровья вышла на персональную пенсию Союзного значения. Трагически погибла после покушения на нее в 1938 году (до этого голосовали на партсобрании МОНО, хотели исключить ее из партии, но перевесом в 2 голоса осталась).
Отец – Иоганн Николас Фридрих Густавов Кульман, немец, лютеранин, из Курляндии, мыза Усмайтен, из крестьян, скорее, из фермеров – его отец имел поместье Усмайтен, в семье было 5 сыновей и дочь. Окончил гимназию и Коммерческий инженерный институт. Владел несколькими языками, был активным подпольщиком в Москве и Минске, возил «Искру» из-за границы, был членом Московского ревкома, участвовал в подписании Брестского мира. После пропал. Развели родителей Марии Николаевны в 1918 году заочно.
В 1943 году его обнаружил родной брат в Столбовой в Психоневрологической больнице, куда он попал в1928 году. Ничего не известно о 10 годах его жизни до больницы, в которой он пробыл более 20 лет. В войну в больнице заведовал карточками, вел бухгалтерию, но был ее пациентом, имел маленькую комнату-палату на одного. До реабилитации не дожил, умер от сердечной недостаточности в 1950 г. На все запросы – никакого ответа. Сам он тоже избегал эти темы. Просил книги, и лучше на иностранных языках. Раз я принесла ему старинные латинские – так был рад. О моем отце – втором муже мамы – мы не говорили, о разводе он не знал, меня воспринимал как внучку от Муси.
В 1916-1919 гг. Мария и Игорь (1914 года рождения) жили в детдоме. Отец их исчез, а мать активно работала в подполье. В октябре 1918 г. родители были разведены заочно в связи с исчезновением И.Г. Кульмана. Через год Н.И. Тимофеева вышла замуж за Василия Михайловича Михайлова. Ее дети получили двойную фамилию, хотя Василию Михайловичу не разрешили официально их усыновить, поскольку он был на 6 лет моложе жены: в год рождения Муси ему было всего 16 лет. Однако в медкарточку Санупра Кремля детей вписали как Кульман-Михайловых.
В конце 6-го класса Мария Николаевна стала много болеть. Подолгу лежала в туберкулезных больницах и санаториях. Перенесла тяжелейшую операцию трепанации черепа (1924 г.) На всю жизнь у нее осталась открытая рана за ухом. Ей запретили ходить в школу. После 6-го класса она училась дома и в санаториях в Алупке (1,5 года). Сдавала экзамены экстерном. Собиралась в медвуз, но вышел закон, что для поступления детям интеллигенции, даже и революционеров, нужен рабочий стаж в 2-3 года.
Мария Николаевна поступила на работу в библиотеку МГСПС (1929 г.), потом в издательство «Труд и книга» браковщицей (1930 г.), на завод АМО им. Сталина (1931-1933 гг.), учась параллельно на курсах медсестер «Охраны материнства и младенчества». Кончив курсы, перешла в Образцовую детскую больницу (Морозовскую) медсестрой (1933-1936 гг.). Экстерном сдала экзамены в школе медсестер при больнице и получила диплом «старшей медсестры».
С 3.3.1936 г. по июль 1937 г. работала старшей медсестрой при поликлинике 1-го Дома Советов. В апреле 1937 г. болела и была на бюллетене. 17 апреля был арестован ее отчим и мой отец Василий Михайлович Михайлов. Сохранился совершенно потрясающий документ – свидетель гражданского мужества и порядочности работников поликлиники – Марии Николаевне продлевают бюллетень с правом отъезда из Москвы. Она вместе со мной уехала на юг (в Майкоп к родственникам), а по возвращении уволена «по собственному желанию».
Устроилась в поликлинику при заводе № 213 (1937-1940 гг.), откуда перешла в детскую больницу № 6 Киевского района, где и работала до эвакуации больницы в войну.
Была на трудфронте медсестрой (июль-сентябрь 1941 г.), потом старшей медсестрой в эвакогоспитале (до 28.4.1942), откуда приказом Минздрава переведена в детскую консультацию № 45, где проработала до апреля 1953 года. Освобождена от работы по состоянию здоровья решением ВТЭК. Дали 2-ю группу инвалидности. В марте 1960 года М.Н. Кульман установлена персональная пенсия Союзного значения.
Как дочь репрессированного и немка по отцу вычеркивалась из всех наградных документов, хотя ее постоянно представляли к наградам, и хотя она работала всю войну – не получила медали за доблестный труд.
Мария Николаевна была опекуном своих сестер Надежды (1924 г.р.) и Маргариты (1929 г.р.), тоже получивших персональные пенсии Союзного значения до окончания обучения.
В.М. Михайлов был реабилитирован в 1954 г. О нем появилось несколько статей в разных изданиях. О И.Г. Кульмане много воспоминаний в период его жизни до 1918 г. Его партклички того времени: Слесарев, Старик, Иван Московский. Его вещи переданы в Музей революции. При вызове меня на Лубянку имела интересную беседу о своем отце. Позже мне вернули Орден Ленина (увы, новодел!). По поводу же И.Г. Кульмана мне проникновенно посоветовали прекратить расспросы, так как «это с точки зрения госбезопасности не целесообразно», тем более, что я не его дочь или внучка.
Будучи на пенсии, Мария Николаевна активно помогала, когда могла, с малышами родным и знакомым. Фактически принимала на себя все заботы или часть их о наших детях Зои и Аси Копп, Риты Михайловой, Розовых и др.).
Так она и жила в 14-и квадратных метрах на Студенческой с соседями, которым тоже помогала с детьми. Только в 1991 году мой сын Володя добился ей отдельной квартиры, где она пожила немного, радуясь свободе.

Маргарита Васильевна Михайлова

Петр Алексеевич КУДРЯВЦЕВ (1910- 1979)


Автобиография
Кудрявцева Петра Алексеевича
        Родился в городе Ленинграде (Петрограде) 1 февраля 1910 г. в семье рабочего. В 1918 г. семья переехала в Москву. В 1925 г. окончил 1 Кремлевскую школу при ВЦИК. В 1926 г. поступил на курсы при ТСХА (но по состоянию здоровья продолжение учебы было запрещено). В мае 1927 г. уехал в Карельскую АССР, где начал работать на строительстве. В том же году вступил в КСМ, был членом бюро коллектива и внештатным инструктором РК ВЛКСМ. По окончании строительных работ остался работать там же в качестве спортинструктора.
В конце 1929 г. вернулся в Москву и Краснопресненским РК ВЛКСМ был направлен в Льноцентр, где был членом бюро коллектива ВЛКСМ и участвовал в работе бригад НКРКИ. В июне 1930 г. поступил на работу на завод «Коммунальник», был секретарем ячейки ВЛКСМ, руководил политшколой продактива завода и в X.1931 г. был принят в члены КПСС.
В 1933 г. в качестве курсанта школы младших командиров проходил военную службу в п/ч -2528 и был выпущен нач. рации. Работая на заводе «Коммунальник», учился в Московском Архитектурном рабфаке, где в течение 2 лет был парторгом рабфака и руководил семинаром пропагандистов по изучению истории КПСС. В 1937 г. окончил рабфак и поступил в Архитектурный институт (но по семейным обстоятельствам оставил учебу). Прослушав 2 курса, поступил на работу. В IX.41 г. был мобилизован в Действующую Армию и в течение Великой Отечественной войны был зам. Политрука, парторгом роты, членом п/бюро части и зам. парторга части.
Из армии демобилизован в XI.45 г. и Коминтерном РК ВКП (б) был направлен в трест местной промышленности, где, будучи зачислен на предприятие, фактически работал освобожденным секретарем парторганизации.
После создания на предприятиях треста самостоятельных парторганизаций в 1947 году поступил в СВШП Минвостокугля СССР. В этой организации, менявшей свое название в связи с реорганизацией министерств, я проработал почти 10 лет, в течение которых неоднократно избирался членом бюро и секретарем парторганизации. После ликвидации министерств и реорганизации управления промышленностью перешел на работу в проектный институт ЦГШС, который, слившись с Гипростроймашем, стал институтом Гипростройиндустрии.
В настоящее время, работая руководителем группы сметно-нормативного отдела, являюсь секретарем парторганизации и членом бюро института.
Женат, имею сына 1938 г. рожд. Мать – пенсионерка, чл. КПСС с 1919 г., сводный брат работает на автозаводе им. Лихачева, член КПСС с 1944 г.

Сентябрь 1960 г.

        К этой автобиографии хочется добавить то, что мы узнали из рассказов невестки Т.Н.Кудрявцевой, жены Михаила Кудрявцева (1938-1993), и племянницы жены Петра Алексеевича Олимпиады Ивановны С.Ф.Василенко.
Его отец Кудрявцев Алексей Васильевич (1886 -1952) родился в деревне Починок Рыбинского уезда Ярославской губернии. До революции – рабочий-столяр. В 1917-19 гг. был комиссаром недвижимого имущества Петрограда. Мать Анастасия Дмитриевна родилась в 1886 г. в деревне Тулгуба Петрозаводского уезда Олонецкой губернии. До революции – прислуга, после революции работала в Наркомате совхозов. Вместе с родителями 8-летний Петя переезжает в Москву.
В дом 2 по улице Серафимовича Петр Алексеевич Кудрявцев переехал в середине 30-х годов, когда он женился на студентке Архитектурного института Олимпиаде Ивановне Коротковой, старшей (из четырех) дочерей И.И. Короткова.
Отец жены Иван Иванович Коротков (1885-1949) – старый большевик, участник двух революций, назначенный в мае 1939 года директором Государственного музея изобразительных искусств им. А.С. Пушкина, организованного на базе Музея изящных искусств и Музея нового западного искусства. Проработал там до выхода на пенсию в 1944 году.
В 1938 году у Петра Алексеевича и Олимпиады Ивановны родился сын Миша.
А потом началась война, Петр Кудрявцев был на фронте. В 1942 году его тяжело ранило. Снова вернувшись на фронт, закончил войну в Берлине. В составе 1-й воздушной армии воевал на Центральном, Западном, 3-м Белорусском фронтах, был радистом и начальником радиосвязи. Был награжден многими медалями.
Олимпиада Ивановна в 1941 году тяжело болела, война застала ее в больнице, вскоре ее оперировали. За это время Миша оставался в квартире один, и его забрали в детский дом, который был эвакуирован в Башкирию. А Олимпиада Ивановна, буквально с операционного стола, отправилась в эвакуацию – когда в 1941 году увозили из Москвы экспонаты Пушкинского музея, Иван Иванович взял ее с собой. Потом родители разыскивали Мишу. В последние годы войны детдом, в котором он находился, был переведен под Москву. Помогла найти мальчика мачеха Петра Алексеевича; когда он вернулся с фронта – забрал Мишу домой. Сам снова пошел на работу. Семья жила материально нелегко: Олимпиада Ивановна много болела, официально не работала. Правда, у нее были золотые руки – она прекрасно рисовала, а также хорошо и со вкусом шила, обшивала всю семью.
Петр и Олимпиада очень любили друг друга. В семье была атмосфера взаимного уважения и любви. Читали вместе книги, выходили вместе на прогулки. Когда собиралась большая семья на даче, Петра просили спеть – у него был чудесный тенор, напоминавший голос Лемешева. Пел многое из репертуара Лемешева, в том числе и оперные арии. Хорошо пел также и муж младшей из сестер Коротковых – Олег Урпин.
В 1961 г. Петр Алексеевич работал в отделе экспертизы управления проектирования и капстроительства Госкомитета Совмина СССР по электронной технике, прошел путь от старшего инженера до главного специалиста.
Михаил Кудрявцев окончил Архитектурный институт.
Кудрявцевы жили в доме в квартире И.И. Короткова №395. Перед капитальным ремонтом дома Петр Алексеевич получил от работы квартиру, и семья переехала на Флотскую улицу. В Доме на набережной осталась семья младшей сестры Алисы и ее мужа Олега Урпина.
Сердце у Петра Алексеевича было неважное, он много болел. 14 апреля 1979 года вышел утром в магазин – и не вернулся. Вышел из дома – и упал: инсульт. Вызванная прохожими скорая отвезла его в больницу. Родные искали его целый день, к вечеру Мишина жена Таня добралась, наконец, до больницы, в которую Петра Алексеевича отвезла утром скорая. Но его уже не было в живых.